Большое интервью

— Сергей Пантелеевич, давно мечтал — и этого не скрываю! — с вами встретиться, а причина проста: мне очень интересны и вы, и ваша судьба, и время, которое вынесло вас на гребень. Я почему-то уверен: наша беседа заинтригует миллионы читателей…

— Будем надеяться.

— Говорят, вы родились с врожденным пороком сердца и врачи больше 18 лет жизни вам не давали — они действительно были уверены, что к этому возрасту вы непременно умрете?

— Ну как непременно? — предупреждали, что именно такой исход наиболее вероятен. Я рос очень болезненным, и они, в общем-то, не предполагали, что успею когда-нибудь повзрослеть.

— Вы тем не менее умудрились стать чемпионом Москвы по самбо…

— Да — как ни странно, к совершеннолетию у меня все прошло. Медики так, собственно, и обещали: либо болячки свои перерасту, либо… Скорее, однако, второе…

— У вас, знаю, было 12 сотрясений мозга — где столько можно их заработать, признайтесь?

— Не в драках каких-то, отнюдь, а в самых обычных, бытовых, в общем-то, ситуациях. Я очень непоседливым был ребенком, и как-то все время мне не везло: то головой упадешь, то просто ударишься.

Сергей Мавроди — Дмитрию Гордону: «Не будем про деньги, а то после этой беседы мне новые статьи понавешивают» Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

— Какой-то отпечаток это на вас наложило?

— Ну, не знаю — об этом (смеется) судить вам.

— По слухам, вы обладаете феноменальной памятью…

— Обладал в детстве, то есть мог повторить отрывок практически любого размера, который читали мне вслух, но сейчас уже все. В результате всех этих сотрясений память у меня стала просто хорошей, ну и слава Богу: на фиг она нужна — феноменальная? Только не надо (смеется) экспериментов, а то, может, вы ее проверять собираетесь?

— Говорят, вы имели незаурядные способности в области физики и математики — в чем это проявлялось?

— В школе я зачастую вел за преподавателя уроки, выигрывал олимпиады различные… Математика мне давалась легко, как, впрочем, и физика — эти дисциплины особенно нравились, но уже к первому курсу я к ним охладел. Понимаете, пацаном мечтал поступить в Физтех.

— В знаменитый Московский физико-технический…

— Да, а поскольку был победителем всех на свете олимпиад (и физтеховской в том числе), нужно было только один сдать экзамен — насколько я помню, это была письменная физика. Если я получал пятерку, становился студентом, если нет — должен был сдавать остальные экзамены на общих основаниях.

Обычно на олимпиадах времени я особо не тратил — все это у меня буквально полчаса занимало. Прихожу, пишу, листок с решением отдаю и ухожу — никогда даже не проверял, но поскольку Физтех был мечтой, на этот раз отнесся со всей серьезностью: проверил и перепроверил ответы раз 10. Задачи сформулировал как проблему, решил как проблему — ну все вроде сделал, а получил три. «Этого не может быть, — удивился. — Как?», а там, если на апелляцию подаешь, тебе показывают проверенную работу и объясняют, в чем ты не прав. Смотрю: все в порядке, но в одной из задач чисто арифметическая ошибка, ну, типа дважды два — пять.

Я так хотел поступить, так подробно все расписал и вот переусердствовал… Обескураженный, экзаменатору задал вопрос: «Как же так — я сдаю физику или что? Это же чисто арифметическая ошибка». — «Да, молодой человек», — он ответил… Как сейчас помню: сидит такой дядя и с понтом мне объясняет: «Да, ошибка арифметическая, но вы поступаете в Физико-технический институт, у вас мощность электрической плитки 10 миллионов ватт получилась, и вас это нисколько не удивило». Пошли вы, думаю, на фиг с вашей плиткой и с вашими ваттами — забрал документы и поступил на факультет прикладной математики в Институт электронного машиностроения. Перст судьбы!

Очень интересное продолжение, кстати, у этой истории было. Прошло много лет, я создал «МММ», посидел в тюрьме, потом вышел и стал депутатом…

— …Госдумы России…

— …да, и как раз по Мытищинскому округу, где расположен Физтех. Ну и вот как-то приходит помощник: «Сергей Пантелеевич, на меня руководство Физтеха вышло — спрашивают, не хотите вы стать доктором физмат наук? Они все сами напишут — надо только ваше согласие», но к этому моменту мне это уже на фиг было не надо.

— Охладели и перегорели?

— Да, хороша ложка к обеду. Это я все к тому, как судьба нами играет, — да если бы мне в школе сказали, что я стану доктором наук в Физтехе, был бы на седьмом небе от счастья. Казалось бы, для этого следует поступить в институт, отучиться, гранит науки погрызть, окончить аспирантуру и прочее, ан нет! Оказывается, оптимальный путь — это создать «МММ», очутиться на нарах, стать депутатом, и вот тогда тебе все на блюдечке с голубой каемочкой принесут. (Грустно). Жаль, что не вовремя…

— Когда-то в финале одной из физических олимпиад вам предложили объяснить, почему человек тонет в трясине, — с этой задачей вы справились?

— Видите ли, болото — не жидкость, а взвесь мельчайших частиц, давление там передается не равномерно, как в воде, и из-за этого закон Архимеда (согласно которому на тело, погруженное в жидкость, действует выталкивающая сила, равная весу вытесненной им жидкости) не работает, поэтому человек медленно тонет. Из этого следует, что любые попытки выплыть только ускоряют погружение, так что дергаться, если попал в трясину, не стоит — надо ждать, пока тебе кто-то бросит веревку.

— Символично…

— Как не попасть в болото — вот о чем позаботиться нужно, но если уж там, лучше не суетиться: это и есть наша жизнь!

«В ТАКИХ ПРЕДПРИЯТИЯХ, КАК «МММ», В ЖИВЫХ ПОДСТАВНЫХ ЛИЦ НЕ ОСТАВЛЯЮТ, И ТОТ ФАКТ, ЧТО Я ДОЖИЛ ДО ЭТОГО ВРЕМЕНИ, — СОВЕРШЕННО НЕОСПОРИМОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО ТОГО, ЧТО НИКТО ЗА МНОЙ НЕ СТОЯЛ»

— Приближаемся к главному: как, когда и кому пришла в голову идея создания «МММ»?

— Знаете, если человек на подобный вопрос отвечает, он лжет — я совершенно искренне говорю. Вот что бы вы хотели услышать? Что я сидел под деревом, мне упало на голову яблоко и я создал «МММ»? Все это чушь, то есть сформулировать данный процесс невозможно: творчество — это тайна. Нельзя сказать, что все произошло в такой-то момент, и я не могу назвать день и час, когда эта идея меня осенила.

— Хорошо, но она ваша?

— Естественно!

— Просто слухи ходили, что однажды к тихому гению Мавроди явились какие-то влиятельные люди с предложением: «Давай-ка мы акционерное общество под тебя откроем — ты как бы фасад, а мы — крыша»…

— Бред совершеннейший! — эту версию я слышал уже неоднократно и ответить готов всем. Во-первых, к появлению таких сверхмасштабных идей никто подтолкнуть не может — это все равно что быть соавтором Наполеона, а во-вторых, помочь только до какого-то уровня реально, а поскольку у меня шла уже война с государством… Хотя даже не в этом дело — все равно никого такие доводы не убеждают. Вот аргумент совершенно неотразимый: в таких предприятиях в живых подставных лиц не оставляют…

— …чтобы никто никогда не узнал, кто же хозяева настоящие?

— Разумеется. Везде в такого рода делах, при таких масштабах зицпредседателей убирают, и тот факт, что я дожил до этого времени и сегодня с вами беседую, — совершенно неоспоримое свидетельство того, что никто за мной не стоял.

— Итак, АО «МММ» придумали и организовали вы…

— Да, все это создано с нуля лично и одним мной. Добавлю, что только среднего уровня дела под силу…

— …группе товарищей…

— …а вот по-настоящему крупные, уровня Цезаря, Наполеона, поднимаются в одиночку. Понимаете, все коллективные решения половинчаты, то есть, советуясь с кем-то, ты заведомо понижаешь планку. Оптимальные пути нестандартны, поэтому большинство их не видит — в противном случае они бы стандартными были.

— Почему, если не секрет, «МММ»?

— Название объясняется очень просто — это первые буквы фамилии тех, кто входил в инициативную группу. Иными словами, когда создавался кооператив, по закону в него должны были входить минимум три человека, и чисто случайно оказалось, что у тех двоих, которых нашел, фамилии тоже начинались на «м». Поэтому «МММ» получилось, но могло быть все, что угодно.

— Сколько человек было вкладчиками АО «МММ» всего?

— Порядка 15 миллионов, но учитывая, что у большинства были родственники и друзья…

— Целое государство в государстве — не так ли?

— Поэтому, когда меня арестовали, государство играло с огнем. Людям казалось, что, создавая «МММ», я чего-то там не учел, не понял, что государство в итоге вмешается, и меня в результате прикрыли, но я ведь гражданскую войну мог развязать…

— Запросто: сказали бы вкладчикам: «Идите на Кремль!» — и пошли бы…

— …и все совершенно бы по-другому сложилось. Просто в какой-то момент я остановился, не стал переступать через кровь. Правильное это было решение или нет — вопрос спорный, но что уж теперь?

— Вы знаете, сколько всего денег люди отнесли в «МММ»?

— Ну, вы такие вопросы мне задаете… (Смеется).

— Ну хотя бы примерно: это были миллиарды, может, триллионы долларов?

— Не будем про деньги, а то после этой беседы мне новые статьи понавешивают. Все, что в материалах следствия есть, то и было…

— Сколько же там накопали?

— Да что-то около 100 миллионов долларов (смеется).

— По тому, как вы засмеялись, я понял: цифры это смешные…

— Ну как смешные? Что есть, а с другой стороны, сейчас, например, акции «Газпрома» имеются (опять-таки тоже в материалах следственного дела — это не мои домыслы). Восемь процентов — до кризиса они, по-моему, 25 миллиардов долларов стоили.

«У МЕНЯ ВСЕ ИЗЪЯТО, ОПИСАНО, И СУДОМ МНЕ ЗАПРЕЩЕНО СОВЕРШАТЬ ЛЮБЫЕ СДЕЛКИ КУПЛИ-ПРОДАЖИ. НАВЕЧНО…»

— Эти акции принадлежали вам лично?

— Нет. По закону, когда в России приватизация шла, акции «Газпрома» тоже были выставлены (чего, кстати, делать не собирались, и только благодаря моим усилиям это произошло). Приобретать их разрешалось только жителям районов газовых промыслов и работникам «Газпрома», хотя это вроде бы общегосударственная собственность и принадлежит всем, то есть граждане изначально делились на белых и черных — первым можно, а вторым зась. Тем не менее все наши законы обходятся совершенно элементарно, просто бумаги лишние изобретать и заполнять надо… Пришлось оформлять акции на лиц, которые в тех местах проживали и по закону имели право приобретать их на ваучеры.

— Таким образом восемь процентов акций «Газпрома» все-таки вы скупили?

— Да, и это, опять-таки подчеркиваю, не мои безответственные разговоры — все есть в материалах уголовного дела (там и лица указаны, на которых покупка оформлена). Меня вот обвиняют все время: «Он обходил законы», но что значит «обходил»? — нет такого слова в юриспруденции: оно от лукавого! Вопрос стоит так: соблюдал или нет? Я соблюдал, но ведь нельзя сажать только за то, что человек нашел дырки в законодательстве, — находить их не запрещено…

— Не оставляйте!

— Да, штопайте эти прорехи, поэтому закон я не нарушал.

Из книги Сергея Мавроди «ПираМММида».

«Паутов (прототип самого Мавроди. — Д. Г.) не шел, а буквально несся, мчался по улице, кипя от ярости, — возмущение прямо-таки переполняло его.

«Кто будет эти бумажки покупать?»… Да все будут — при чем тут бумажка или не бумажка? Фактически это просто объект спекуляции, вот и все, а уж что именно — значения не имеет: картина, машина или моя подпись. Вещи для спекуляции покупают не из-за их товарно-потребительской ценности, не для того, чтобы ими пользоваться по назначению, а просто, потому что ими можно спекульнуть (продать потом подороже, с выгодой), что цены на них растут, а картина это Рафаэля или моя закорючка — разницы никакой. Закорючка даже лучше, потому что быстрее растет цена, причем практически гарантированно, прогнозируемо и предсказуемо! Не зависимо ни от чего! Ни от капризов рынка, ни от спроса, ни от предложения, поскольку тут чистая математика.

Просто так схема работает, причем противостоять, противиться ей невозможно. Это абсолютное оружие — как в одном из рассказов Шекли: бездонный рот, который жадно пожирает все — и живое, и мертвое, погубивший в итоге марсианскую цивилизацию. Не знаю уж, правда, с какого Марса эта схема в мою голову залетела, но суть та же — гигантская воронка, затягивающая деньги. Все деньги. Все!

Ты не хочешь покупать эти «никчемные бумажки»? Ну, не покупай! Твой дурак-сосед месяц назад купил и уже свои деньги удвоил: себе приобрел машину, жене — шубу, а ты ходи по-прежнему и гордись, какой ты умный. Бедный, но умный!

Это же правда все — не обман! Деньги действительно платятся, действительно можешь в любой момент пойти и продать. По более высокой цене. Хоть сегодня, хоть завтра, хоть через месяц: пожалуйста! — это же не развод какой-то голимый, что ты мне сегодня деньги, а я тебе через месяц — о-го-го, не сосчитаешь.

Это — реально, так что как можно «не покупать», как может быть ситуация, что людям даром дают деньги, а они их не берут? Нонсенс, парадокс, и если такая ситуация у тебя возникла, значит, ты просто мудак. Что-то не так делаешь — только и всего. Именно с этой точки зрения на нее, на эту ситуацию, и смотри — пытайся понять: в чем же твоя ошибка? что не так? Рекламы, может, мало или еще чего? Людям, может, плохо объяснил, в чем тут суть? Ну, короче, конкретно смотреть надо, но, главное, помни твердо: виновата не схема, а ты сам. Проблема не в ней, а в тебе — вот с этой позиции и разбирайся, и анализируй.

Паутов слегка успокоился и несколько замедлил шаг. «Куда это я лечу? — с легким недоумением подумал он. — Нервы, б… не в п…ду! Тормоза не те. Доконал меня все же адвокатишка этот проклятый — ни дна ему, ни покрышки! — достал, б…  глупостью своей беспросветной. «Кто покупать будет?»… Да все будут! Ладно, а то по второму кругу сейчас пойду. Все, хватит, лучше о деле подумать. Как открываться и где? С чего начать? С рекламой что делать? Бабок-то кот наплакал — напряженка, увы, с бабками. На рекламу точно не хватит, но есть у меня, правда, идейка одна — посмотрим».

Мысли его, однако, против воли, снова и снова возвращались к самой схеме: главное, все ведь законно! Это и так было ясно, с самого начала — можно было даже к этому мудаку-адвокату не ходить. Так уж… на всякий пожарный… для очистки совести — а вдруг какой-нибудь нюансик тут все же есть, который я сейчас не учел, просмотрел и к которому власти потом при…бутся, когда закрыть попытаются, а что попытаются — можно не сомневаться: это и к гадалке не ходи — не то что к адвокату. Вопрос времени, так что лучше с самого начала быть к этому готовым, именно на это ориентироваться и заранее, по возможности, подготовиться.

Хотя, конечно, чего тут «готовиться» — готовься, не готовься… Ну, во всяком случае, жизнь я им облегчать не собираюсь — пусть потруднее будет. Формально у меня все чисто — комар носа не подточит, с точки зрения закона тип-топ все — полный ажур! Никаких нюансов и нюансиков нет и не может быть — все настолько просто, что и полному дураку это ясно.

Покупка-продажа — какие ко мне претензии? Почему цены растут? Да потому, что растет спрос — чего же тут непонятного? Если б не рос — разве стал бы я повышать цены? Себе во вред? В убыток? Почему покупают? Ну, это уж, знаете!.. Не ко мне вопрос! Надо, наверное, — вот и покупают, да и вообще: хотят — и покупают, вам-то что? Имеют право. Пирамида, говорите, — а что это вообще такое, вы сами-то знаете? Следующим за счет предыдущих? Так это тогда любой банк под это определение прекраснейшим образом подпадает, любая финансовая структура. Попробуйте оттуда все деньги сразу забрать… «Нету»? А где же они? Ах, «вложены»? Ну, «выложите» и расплатитесь — пусть даже и без процентов… Все равно не можете? Вот то-то и оно!

Да… Вообще-то, можно было бы, конечно, и акциями так торговать, раскрутиться проще бы было (акции… привычное что-то… все знают…), но, с другой стороны, сразу под Закон о ценных бумагах подпадешь и чего-нибудь, да нарушишь обязательно! Или скажут, что нарушил, — у нас же все это…

В общем, подписи лучше — проще, а чем проще в этих делах — тем и лучше, тем при…баться сложнее. В конце-то концов все равно, конечно, найдут, к чему: например, почему подпись синей пастой сделана, а не черной, или, еще лучше, фиолетовой? Фиолетовыми чернилами… Тушью… И гусиным пером… Как по Конституции нашей положено…

Впрочем, это когда еще будет! Пока въедут, пока сориентируются, пока поймут, что к чему… Государственная машина же неповоротливая, как бронтозавр, — пока еще от хвоста до головы нервный сигнал дойдет… Время, короче, будет. Фора. Гандикап. Я белыми играю! Главное только его с толком использовать, это время. Преимущество первого хода — сыграем, короче! Поехали! «Кто за меня? С вами мы победим!». Хоп! Начали!».

— Простите, а у кого акции эти газпромовские сейчас?

— У владельцев, по доверенности. С ними заключены договора, что это моя собственность, не принадлежащая им.

— Иными словами, в любой момент свои ценные бумаги вы можете получить?

— Мог бы, но сейчас из-за судебных приставов (у которых лежат исполнительные листы по гражданским искам пострадавших от пирамиды «МММ» на миллиард долларов. — Д. Г.) не могу. Власти вон декларируют, что я мошенник и злодей, всех обманул, но на самом-то деле все наоборот. Когда из тюрьмы вышел, сразу заявил: буду выплатами заниматься, хотя никто это делать меня не обязывает: я свое получил, отсидел и никому ничего по закону не должен. Формально акции «Газпрома» мои — я мог, например, их взять и уехать куда-нибудь на теплые острова: жить-поживать и добра наживать.

— На 25-то миллиардов!

— Да (улыбается) — не Бог весть сколько, но достаточно много. Такая ситуация власть устроила бы, но поскольку я заявил, что собираюсь выплачивать вклады, наверху всполошились. Ну представьте себе, что произойдет, если сейчас в России, где полная нищета и развал, я начну раздавать деньги? Превращусь моментально в политическую фигуру российского масштаба, а кому это надо? Да никому, а поскольку никого вкладчики не интересуют, было сделано все, чтобы выплатами я заниматься не мог. У меня, чтобы вы знали, все изъято, описано, и судом мне запрещено совершать любые сделки купли-продажи…

— Надолго?

— Навечно, как государство планирует, — срока давности нет.

«РУКОВОДИТЕЛЬ НЕ ДОЛЖЕН ЗАНИМАТЬСЯ НИЧЕМ, КРОМЕ ЗАДАЧ СТРАТЕГИЧЕСКИХ, — ОН ДОЛЖЕН ГУЛЯТЬ ПО АЛЛЕЕ, ЛОВИТЬ РЫБУ И ОБДУМЫВАТЬ ПЛАНЫ»

— Говорят, что деньги, которые люди несли в АО «МММ», не мешками, не чемоданами измерялись, а комнатами?

— Ну да!

— Вы эти комнаты, набитые пачками купюр, сами-то видели?

— Вам, очевидно, кажется, что при виде такой картины должны загораться глаза, но это же просто бумага, к тому же в офисе я не бывал, поэтому…

— Если не ошибаюсь, вы вообще управляли АО «МММ» по телефону…

— Конечно. Всех это так изумляет, а на самом-то деле чего удивляться? Физически я там зачем — путаться у людей, которые делом занимаются, под ногами, мешать управляющим? Любые вопросы в наш век всевозможных коммуникаций решить можно по телефону, и мое личное присутствие, таким образом, — сплошные понты. Ехать туда с кучей охраны, своим появлением всех пугать, потом назад возвращаться — бред! Вообще, руководитель не должен заниматься ничем, кроме задач стратегических, — он должен гулять по аллее, ловить рыбу и обдумывать планы. Если в текучке погряз, значит, дело организовано плохо.

— Отлично! Итак, текучкой вы не занимаетесь, а в офисе между тем комнаты денег, и тем, кто рядом с ними находится, сам Бог велел воровать…

— Хм, а они так и делали. Практически любая операционистка могла свободно туда заходить, сколько угодно брать и выходить — не было же никакого контроля.

— Ну так и заходили наверняка, и брали…

— Конечно. Понимаете, это кажется диким, а на самом-то деле было просто издержками производства: утряска, усушка и бой стеклотары. Накладные расходы — не более того, а поставьте-ка на секунду на мое место себя.

— Пару комнат туда, пару сюда…

— Ну, нет, в таких-то масштабах не воровали, потому что, когда уровень понижается вполовину, это заметно (смеется). Сколько человек может взять? Ну, сунул он пачку куда-то за пазуху, а как с этим бороться? Представьте, что вы руководитель и такая у вас ситуация. Что делать? Создавать спецслужбу?

— Наймешь охранников — они воровать будут…

— Только уже организованно — грузовиками вывозить будут, потому что полный доступ получат. Поэтому придется создавать спецслужбу для борьбы с этой спецслужбой…

— …ее бойцы бравые тоже себя ущемлять не станут…

— Короче, это классический путь — для борьбы с одним врагом создаешь себе другого, все более и более страшного, который в итоге пожирает…

— …тебя…

— Разумеется, знать, что крадут, психологически очень неприятно. Такая ситуация раздражает, но это надо воспринимать…

— …философски…

— …просто как факт, что твой друг у тебя же ворует. В Библии не случайно написано: не искушай! Ты соблазняешь, и если человек не крадет, это противно его сущности — значит, что-то не так…

«ХОЧЕШЬ РАЗОЧАРОВАТЬСЯ В ЛЮДЯХ? ПОДСМОТРИ, КАК ОНИ ТВОИ ДЕНЬГИ ВОРУЮТ»

— Много ваших сотрудников разбогатели, подворовывая из таких манких комнат?

— Наверное, но слово «подворовывать» употреблять мне не хочется, потому что, еще раз повторю: не искушай!

— Вы эту заповедь нарушили…

— Да, и раз искушал, виноват я, а не они — я их в такое положение ставил. Ну противоестественно человеческой природе заходить в комнату, набитую деньгами, где пачки под ногами валяются, и ничего оттуда не брать.

Из книги Сергея Мавроди «ПираМММида».

«Наличные даже пересчитывать не успевали (для этого пришлось бы держать дополнительный штат — а где помещения?), и они измерялись просто «в комнатах» — это была расхожая разговорная единица счета. Полностью набитая деньгами комната. Снизу доверху. «Сколько осталось комнат?», «Осталось три с половиной комнаты», причем никакого особого контроля не было, в комнаты заходить могли фактически все, кому не лень. Соответственно, и воровать могли все — и воровали!

Да и как тут не воровать, если заходишь в комнату, полную денег? Пачками денег! Лежащих огромными штабелями, от потолка до пола или просто сваленных в кучу. Которые даже никто не считает. Ты можешь взять пачку, две… 10 — никто ничего и не заметит. Никто же не знает точно, сколько их тут, — так, на уровне: «примерно полкомнаты» — как же тут не воровать? Это уже просто мазохизм какой-то, извращение, да и какое же это «воровство»? Так, взял на сигареты. На жвачку. На мелкие расходы. Детишкам на молочишко. Было бы о чем говорить! «Пачка-две»… Господи! Гроши какие-то! Вот в банках воруют — это да, а тут… «Маленькая прибавка к зарплате» — только и всего.

Паутов был примерно в курсе происходящего, но заниматься всем этим ему было просто некогда. Во-первых, эта борьба требовала времени, а где его взять? Сутки же не резиновые, да и бороться следовало самому, лично! Лично во все вникать, разбираться, наказывать виновных и прочее. Речь же шла о деньгах, и очень больших, а поручать кому-то, заводить какие-то собственные спецслужбы — это значило для борьбы с одним драконом создавать нового, еще более страшного. Спецслужбы тоже ведь некоторое время спустя неизбежно начали бы воровать — там же тоже люди работают, и что потом с ними делать? Новые спецслужбы создавать? Для борьбы со старыми? Да и как, собственно, бороться? Ну, знаешь ты, что человек украл у тебя миллионы, — и дальше что? У государства карательный механизм для таких случаев есть: тюрьмы, суды, лагеря, а у тебя что?

…Примерно месяц назад по приказу Паутова во всех комнатах с деньгами были тайно установлены скрытые камеры. Знали об этом на фирме только три человека: сам Паутов, начальник охраны и его первый зам (специалистов по установке пригласили со стороны), так что теперь на руках у Паутова был компромат практически на всех — от управляющего до последней операционистки. Воровали все! Поголовно! Искушения не избежал никто! Ни один человек!

Вероятно, честных людей нет вообще! — не раз цинично думал Паутов, валяясь на кровати и вставив в видеомагнитофон очередную кассету, с брезгливым любопытством наблюдал, как красивая молоденькая секретарша, воровато озираясь, сует пачки долларов куда-то себе под юбку; как кадровик, солидный, пожилой человек, бывший полковник, суетливо рассовывает пачки по карманам; как… В общем, словно в старом анекдоте: «Я не продаюсь!». — «А вас когда-нибудь покупали?». «Анекдоте», б… тут вся жизнь — сплошной анекдот!

У Паутова после всех этих просмотров всегда оставался на душе какой-то гнусный и тяжелый осадок, какое-то жутковатое ощущение, как будто он живет среди оборотней. Вот вроде умный, красивый, веселый человек, а заходит в волшебную комнату — и превращается вдруг в гиену со слюнявой и оскаленной пастью. Или в жабу, а выходит — и опять…

Бр-р!.. Нельзя на такие вещи смотреть! Заглядывать за покрывало Изиды. Даже богам нельзя, а что уж тогда говорить о простых смертных?

Хочешь разлюбить женщину? Подсмотри, как она свои естественные надобности отправляет, когда думает, что ее никто не видит, — это еще Овидий две тысячи лет назад советовал, в «Лекарстве от любви». Хочешь разочароваться в людях? Подсмотри, как они твои деньги воруют, когда думают, что никто их не видит. Тьфу, мерзость!..

Мерзость не мерзость, но компромат у Паутова теперь был на всех, и на управляющего в том числе, и сейчас пришло наконец время этим компроматом воспользоваться.

Зря я, что ли, в помоях этих купался? В блевотине этой… — с мрачной иронией думал Паутов, набирая номер управляющего. — Как в общественном туалете за вами за всеми подглядывал. За всей этой вашей грязью — до сих пор вспоминать противно! Боишься? Прекрасно! Сегодня же передаю все материалы в органы, и пусть они с тобой разбираются! Устраивает тебя такой вариант? Ну, значит, делай, что говорят!

А что? Убивать его? Бандитов к нему посылать? — так это прямая дорога в бездну. Все эти связи с криминалитетом… Властям только этого и надо — во им бы подарочек был! Они только того и ждут, когда же ты, наконец, проколешься, чтобы хоть на чем-то тебя подцепить. Как говорится, не мытьем, так катаньем…

Заяву на него в органы писать? Официальную? Так в нынешней ситуации легче себе самому сразу могилу вырыть. Тебя же потом по следователям, как руководителя организации, затаскают — объяснения-разъяснения давать бесконечные, что и как, плюс еще, чего доброго, обыски и выемки в твоих же устроят офисах — под предлогом расследования уголовного дела.

Не говоря уже о том, что в рамках расследования этого дела ты обязан будешь на все вопросы следствия отвечать. Даже прямо самого предмета расследования вроде бы и не касающиеся — следствие само решает, что касается, а что нет.

«А кстати, а как у вас на фирме учет денежных средств ведется? Есть у вас кассовые книги, приходно-расходные ордера? Нет? Кассовые аппараты, чеки? Тоже нет? Э-э-э, да против вас самого, батенька, впору уголовное дело заводить по статье: «преступная халатность». Как минимум, а вообще-то, еще разобраться надо, почему это у вас ничего нет. Может, просто для того, чтобы вам лично, уважаемый, удобнее воровать было — а?».

Короче, лучше все это осиное гнездо не ворошить. Себе дороже, да и не стоит оно того. Чушь все это, бред, некогда! Вперед, только вперед! Ни в коем случае не терять темпа! Не оборачиваться! Не отвлекаться на всякую чепуху! Все эти потери: воровство и т. д. — всего лишь накладные расходы. Плата за динамизм. За огромную скорость движения. Комета, сгорающая в атмосфере Земли! Сгорающая, тем не менее, несмотря ни на что, невзирая ни на какие чудовищные потери, в итоге достигающая все же ее поверхности.

Вот так и надо! Победа любой ценой! Любой! За ценой мы не постоим! Цена вообще не имеет значения! Вперед!

В том, что эта стратегия безусловно правильная, Паутова окончательно убедил совершенно кошмарный случай с одним из его банков.

Это был самый старый и самый надежный его банк — с управляющим он чуть ли вообще не дружил, по крайней мере, тот неоднократно бывал у Паутова дома (правда, по делам, и тем не менее) и постоянно присутствовал на всех мероприятиях, время от времени устраиваемых Паутовым для высшего звена своих сотрудников, где всегда предлагал первый полушутливый тост «за нашего дорогого вождя и руководителя», клялся в вечной любви и преданности («Мы все пойдем с вами до конца!») и неизменно восхищался финансовым гением и деловыми качествами Паутова (порой даже несколько неумеренно).

В общем, это был один из самых верных и преданных его людей, столп, опора, надежа из надеж, и тем более неожиданными, тем более шокирующими оказались для Паутова факты несомненного и совсем уж какого-то вопиющего, откровенного и наглого воровства, царившего, оказывается, в этом банке. Даже на фоне всеобщей, творившейся вокруг вакханалии, это было что-то из ряда вон, что-то уж совсем запредельное!

Какие-то дворцы, виллы, самолеты, яхты и чуть ли не личные подводные лодки, а больше всего возмутило Паутова то, что руководство банка тайно и задним числом расширило состав учредителей (по сути, единственным реальным учредителем был сам Паутов — именно на его деньги банк и существовал), с явной целью вообще отстранить его от управления и прибрать банк к своим рукам. И это люди, которых он лично назначил, выкормил, вытащил из грязи, из небытия! Которые сами по себе вообще ничего из себя не представляли, — это была их благодарность!

Однако все это, как очень быстро выяснилось, были еще цветочки — дальше начались ягодки. Когда взбешенный Паутов решил немедленно сменить все руководство банка, он совершенно неожиданно наткнулся на открытое сопротивление. Его распоряжение сдать дела управляющий просто отказался выполнять, а когда представители Паутова явились в банк, имея на руках протокол решения общего собрания учредителей о смене управляющего, главного бухгалтера и других, их оттуда попросту выгнали. Управляющий вызвал охрану и заявил, что считает протокол недействительным, а если господин Паутов не согласен — то пусть обращается в суд.

Возникла какая-то совершенно дикая ситуация, какой-то кошмар наяву, страшный сон. В банк (в свой собственный!) не попадешь — охрана по приказу «верного и преданного» управляющего не пускает, и формально она подчиняется непосредственно ему — так что претензии к ней какие?! Вы уж там сами, ребята, разберитесь как-нибудь между собой, а нам что? — мы люди маленькие, у нас приказ!

Банк контролирует колоссальные средства. Реально все это — деньги Паутова, но фактически доступа к ним он теперь не имеет. Формально это деньги банка, и банк вправе распоряжаться ими по своему усмотрению. Отказ руководства банка выполнять решение общего собрания учредителей, конечно, совершенно незаконен, и все «аргументы» их («есть, мол, и другие учредители!» — ими же самими задним числом и введенные) гроша ломаного не стоят. Любой суд это подтвердит, но когда он еще будет, этот суд, — через год? через два? У нас же скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, особенно если руководство банка еще и руку свою к этому «делу» приложит и постарается возможно дольше его затянуть. Всеми силами, а уж оно постарается, и силы у него для этого есть. Средств у него более чем достаточно — паутовских, и что через год-два от банка останется? Да ничего — одни долги. За это время все деньги спокойненько по разным оффшорам уплывут. Рассосутся. Растворятся. В необъятных океанских просторах. Заокеанских, так что и концов никаких потом не найдешь (да и кто искать потом будет, эти концы?). Год-два — это, по меркам Паутова, вообще целая эпоха! Вечность.

Паутов кинулся в ЦБ, к куратору их банка, но не тут-то было! Куратор внезапно занял, по сути, сторону руководства: «Это не наше дело…», «Обращайтесь в суд!..». Руководство банка, судя по всему, даром времени не теряло и денег не жалело. Паутовских…

Когда Паутов окончательно осознал ситуацию, он буквально остолбенел — выходило нечто попросту несусветное!

У банка огромнейшие средства, и чтобы с ним успешно бороться, нужно потратить, как минимум, столько же, ведь руководство денег жалеть не будет. На взятки, подмазки, а чего ему их жалеть? Деньги-то не его, да и терять ему теперь абсолютно нечего. Чем дольше продержимся — тем больше успеем украсть, так что… «Вот вам, Иван Иваныч, миллион, а вы уж сделайте все как надо… Что, мало? Ну, вот вам два!..».

Итак, денег на борьбу надо потратить уж по крайней мере не меньше, а фактически гораздо больше. Чтобы быстро со всем покончить. Оперативно. Чтобы другим впредь неповадно было.

Ну хорошо, и что в итоге? Ни денег, ни банка — ничего. Тотальное уничтожение. Аннигиляция! Своих собственных средств. И ради чего все это? Победа ради победы?

Б..! Лучше бы уж они и дальше потихонечку воровали. Тихо-мирно. Катались бы себе на своих яхтах-мерседесах. Летали бы на коврах-самолетах. Черт меня дернул во все это ввязаться! Вот уж действительно: не буди лихо, пока оно тихо — с ума сойти!

С банком Паутов в итоге все же разобрался (а куда деваться? — остальные же смотрят, чем дело кончится), но этот случай послужил ему хорошим уроком.

Не зря говорят: семь раз отмерь, а один отрежь — не зря! Просчитывай всегда последствия своих действий, думай, а уж потом делай, а не наоборот. А если бы вкладчики про этот конфликт пронюхали и паника началась? — что бы тогда было? Во что бы это мне обошлось? Итак, бизнес! Никаких эмоций! Никаких обид! Голая целесообразность! Это не мой лучший друг Петя Иванов предает меня за моей спиной и ворует у меня мои деньги — это всего лишь очередная проблема. В ряду прочих. Неожиданные дополнительные расходы. Если не слишком высокие и угрозы для дела не представляющие — внимания обращать не стоит.

Даже не «не стоит», а нельзя! Нельзя — нецелесообразно! Непрофессионально! Глупо! Вредит делу! Все! Вопрос закрыт. Обсуждение закончено. Баста.

После этой эпопеи проблема воровства вообще перестала для Паутова существовать. Черт с ними, пусть воруют — лишь бы работали. В конце концов, баланс положительный, система стремительно развивается — чего же еще надо? Лучшее — враг хорошего! Коней на переправе не меняют, а у меня вечная переправа. Постоянная. Хроническая!

Ну, выгоню я одних воров, но на их место придут другие, да к тому же еще необученные, работать толком не умеющие, которых еще обучать надо будет и в курс дела вводить. Время терять… Темп…

Просто моя структура — это совершенно особый случай. У нее нет аналогов, поэтому и законы другие тут действуют. Релятивистские. Законы сверхскоростей. Скорость стоит денег. Сверхскорость — сверхденег. Только и всего. Пусть воруют! Плевать! Вперед!

Правда, такой упрощенный взгляд на вещи сразу же породил кучу новых проблем, причем совершенно неожиданных. Паутов ведь эту свою новую позицию не декларировал — просто не мог. Ну, не скажешь же, в самом деле, всем: воруйте себе на здоровье — по фигу мне это все, по барабану! Мне все едино — что хлеб, что мякина! Во-первых, не поймут, а во-вторых, если поймут, воровать сразу же в 100 раз больше начнут. Да и чего стесняться, если начальство само разрешает и даже фактически поощряет? Этак, пожалуй, и всю фирму в два счета разнесут по кусочкам и растащат на сувениры — и оглянуться не успеешь, глазом моргнуть.

Поэтому приходилось хмурить брови, вращать алмазными очами и время от времени даже топать ножкой и грозить указательным пальчиком, перстом. Смотрите, мол, у меня! Я все-е про вас знаю!..

Естественно, подобное положение дел всех воров крайне нервировало — а вдруг, правда, знает? Или вот-вот узнает? — что тогда?

Человек украл миллионы, десятки миллионов — что он должен чувствовать? Разумеется, он живет теперь в вечном страхе: а вдруг это все вскроется? Что с ним будет? С его семьей? Тут за тысячу долларов убивают, а за миллионы?.. Да за миллионы его на кусочки разрежут вместе со всеми его родственниками! В порошок сотрут. В утиль. И на том свете найдут — нигде не спрячешься!

 Паутов — это же мафия, он же наверняка со всеми связан и повязан! И с преступными группировками, и с правительством — со всеми! Мафия! От нее нигде не скроешься. Она жестока и беспощадна. У нее длинные руки, и она тебя везде ими достанет. Везде! И отомстит. Обязательно. Рано или поздно!

Вот если бы Паутов… исчез! Испарился! Пропал! Случилось бы с ним что-нибудь! У него же столько врагов!.. Вот тогда можно было бы наконец вздохнуть свободно.

Таким образом, быстро образовался целый круг лиц из числа его же собственных ближайших сотрудников, которые страстно желали ему смерти. Гибели! Были в ней кровно заинтересованы! Для которых она явилась бы великолепным, а по их мнению, вообще чуть ли не единственным выходом, разом решавшим все их проблемы и позволявшим теперь спокойно жить-поживать и добра наживать. Как в сказке — со всеми своими украденными миллионами пользоваться плодами непосильных трудов.

Мало того, все эти лица располагали средствами. Большими средствами. Очень большими!.. Украденными у Паутова.

Конечно, в подавляющем большинстве своем люди это были совершенно мирные, тихие, безобидные, и ни с каким криминалом никак не связанные, но когда речь о таких деньгах идет, сами понимаете… Мирные-то мирные, однако… И крыса обычно прячется и убегает, но если ее загнать в угол… Все бывает, и так бывает, что кошка собаку съедает, — кто-то же ведь Паутова все-таки заказал, покушения-то все-таки были.

Хотя, впрочем, заказать могли и другие — не обязательно собственные проворовавшиеся сотрудники. Желающих хватало — Паутов всем мешал.

К примеру, банки. Чужие, не паутовские. Как только что сообщили Паутову его охранники, на днях в Москве в строжайшем секрете прошла закрытая встреча крупнейших банкиров страны, олигархов. Тема одна: что делать с Паутовым? Люди массово забирали из банков свои деньги и несли их Паутову, валютные пункты тоже били тревогу. Обороты их резко падали, валюту никто не покупал — все покупали «паутовки».

Кому нужны эти доллары, если на «паутовках» можно заработать в 100 раз больше?! Валюта? «Паутовки» — вот настоящая валюта, а все эти доллары…

Короче говоря, банки несли из-за Паутова колоссальные потери, чудовищные, у них наблюдался гигантский отток средств, и если они не хотели разориться, если хотели выжить, им тоже надо было срочно что-то делать. С ним, с Паутовым, ибо все держалось именно на нем, и только на нем одном. Не было никакой «команды», никакой мафии, никакой «фирмы Паутова» — был просто он, единственный и неповторимый, обычный, живой, из плоти и крови, и, как любой человек, очень уязвимый. Смертный.

Исчезни он — и все, возведенное им буквально из ничего, как по мановению волшебной палочки вознесшееся вдруг вопреки всем земным законам, это немыслимое здание, эта поистине циклопическая конструкция, в ту же секунду рухнула бы. Мгновенно! Не оставив после себя и следа. Как будто ее никогда и не было. И все это прекрасно понимали.

Про собрание охранники Паутова, кстати, узнали непосредственно от охранников банкиров — своих же товарищей по оружию. Те ведь тоже работали в тех же самых спецподразделениях, тех же альфах-вымпелах, и тоже все были вкладчиками Паутова, а потому, узнав о телодвижениях своих хозяев, сразу же поспешили предупредить своих друзей, работавших у Паутова: «Передайте!.. Пусть он будет поосторожнее!..».

К сожалению, о чем именно на собрании шла речь, охранники не знали — непосредственно на встрече они не присутствовали, из зала их удалили, и это настораживало. Весьма! Вся эта конспирация. О чем же это они, интересно, тайном таком говорили? Чего даже собственным охранникам знать нельзя? Тема ведь вроде вполне безобидная?..

«Что делать с Паутовым?» Ну, как «что делать»? Увеличивать процентные ставки, снижать комиссионные сборы, льготы всякие для клиентов вводить… Повышать привлекательность банковских вкладов, в общем, а чего тут еще «делать»? Но что же здесь, спрашивается, тайного, чего от охранников-то скрывать?! Рутинные организационные мероприятия. Обычная текучка. Скука смертная. Охранникам это все до лампочки. Плевать им на все эти льготы и сборы — чего их из зала-то удалять? Они все равно ничего не поймут, да и сами слушать всю эту банковско-бухгалтерскую нуднятину не будут. Как и любой нормальный человек. «Дебет-кредит» — кому это интересно?

И тем не менее их всех удалили, значит… Значит, что-то иное там обсуждали… Не дебет-кредит, а что-то, охранникам близкое… То, что они понять очень даже хорошо могли. Что? Ясно, что. Что с ним, с Паутовым, делать. Лично с ним! С многоуважаемым нашим…

Впрочем, именно эту угрозу Паутов всерьез не воспринял. А-а, чушь все это! Детский сад. Обычная российская говорильня. Поболтали — и разошлись. Такие вещи публично не обсуждаются, да и кто все эти наши банкиры-олигархи? Бывшие комсомольско-партийные деятели в основном, швондеры — вот их и тянет партсобрания по любому поводу устраивать. По старой памяти. Это у них в крови. Рецидив. Атавизм-с.

Вообще, как это ни странно, но ко всем этим покушениям Паутов отнесся удивительно спокойно и хладнокровно. Ну, были и были: что же поделаешь — такова се ля ви.

Нисколько они его не испугали — скорее, наоборот. Он был почему-то твердо и непоколебимо уверен, что с ним ничего не случится и случиться не может в принципе. Вот не может — и все: слишком уж это было бы глупо. Создать за считанные месяцы такую махину, громадину, вавилонскую башню до самых небес в одиночку выстроить — и потом так нелепо погибнуть? Не может такого быть! Черта с два! Бог этого не допустит. Или бес. Высшие силы, в общем, — должны же они вмешаться. Да они, собственно, уже и вмешиваются. Два покушения — и ни царапины, так что не надейтесь, не дождетесь! Так же и впредь всегда будет: бац-бац — и мимо». 

«ЛЕНЯ ГОЛУБКОВ — УНИВЕРСАЛЬНАЯ ОТМЫЧКА КО ВСЕМ ДУШАМ»

— С моей точки зрения, лучшей рекламой на постсоветском телевидении (а на советском она, считайте, отсутствовала!) стал незабываемый сериал из жизни Лени Голубкова и АО «МММ» — чья это была идея?

— Моя. Рекламщики же первоначально склонялись к компьютерным роликам: «Знаете, это так круто!»…

— …но населению непонятно…

— Вот, а кто, типа, нас поймет — дело десятое. Я настаивал: «Реклама должна быть эффективной — вот единственный критерий, а ее красота никого, по большому счету, не интересует. Вообще, чтобы побеждать на выставках, можете снимать за свой счет». Саму идею простого человека и в дальнейшем сериал придумал непосредственно я, а конкретных персонажей и имя Леня Голубков — режиссер Бахыт Килибаев. Любопытно, что зрителей этот сериал увлек до такой степени, что когда я приходил в банк, операционистки допытывались у меня: «Они поженятся?». Я спрашивал: «Кто?». — «Марина Сергеевна и командир подводной лодки». — «Это же реклама, — говорил им, — вы что тут, с ума сошли?». — «Нет, понятно, но они поженятся?» (смеется) — доходило и до такого.

— Вам самому сага о новых сапогах, машине и доме в Париже, о которых так мечтала Рита Голубкова, и лозунг Лени: «Я не халявщик — я партнер!» нравились?

— Мне эта реклама казалась нормальной — в отличие от той, что была сначала. Все ведь уже подзабыли, что мы методом проб и ошибок искали «то самое», то есть не сразу Леню Голубкова нащупали. До него были студентки — помните?

— Нет…

— Поначалу-то на каждую группу населения…

— …собирались свой ролик снять…

— Правильно. Там были пенсионеры, домохозяйки, студенты, но потом выяснилось, что Леня Голубков — универсальная отмычка ко всем душам (извините, но поскольку я сидел, мне положено подобного рода сравнения употреблять) и прекрасно работает для всех категорий зрителей.

— Плюс попадание Пермякова в образ точнейшее…

— Бесспорно — он очень хороший актер.

— Вообще, это удивительно было: принес деньги — через месяц снял уже больше, и можно, в общем-то, не работать, ничего не делать…

Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

— Это очередной миф, Дмитрий, будто такой механизм только в «МММ» существовал, — в том же, например, банке вы тоже ничего не делаете и получаете дивиденды.

— Согласен, но не такие большие…

— То же самое — любые операции с ценными бумагами.

«НИКАКИХ ОСОБЫХ ОТНОШЕНИЙ НИ С КЕМ АБСОЛЮТНО И НИ В КАКОЙ ФОРМЕ Я НИКОГДА НЕ ПОДДЕРЖИВАЛ»

— Тогда уточним: под какой процент принимало деньги вкладчиков АО «МММ»?

— Напомню вам, как оно вообще работало. Видите, вы к беседе готовились, а все равно кое-чего, судя по всему, не знаете — это означает лишь то, что обычный человек тем более не в курсе.

— Я просто деньги в «МММ» не носил…

— Не в том дело. Все было иначе: вы покупаете мой билет (сначала были акции, а потом билеты, потому что начались с Минфином проблемы) и хоть в тот же день можете его — вот как доллар! — продать.

— Свободно конвертируемые акции?

— По сути, да. Пункты продажи-покупки — такие же, как валютные, — были на каждом шагу, и в любой момент иди и сдавай билет по курсу (не могло быть такого, что пришел и ничего тебе не заплатили). Курс между тем дважды в неделю менялся: по вторникам и четвергам, — и рос темпами 100 процентов в месяц. За полгода (на самом деле «МММ» просуществовало всего шесть месяцев, хотя все считают, что годы) число наших вкладчиков достигло 15 миллионов, оборот составил треть бюджета России, а стоимость билетов выросла в 127 раз.

На суде, однако, все это было подано в весьма извращенном свете. Какая-нибудь пенсионерка рыдала: «В феврале я купила акции на последние деньги — с голода умирала, а меня обманули, все рухнуло». — «Послушайте, — апеллировал к ней, — я вам сочувствую, но вы же в любой момент могли эти акции продать — например, когда их стоимость выросла в 10 раз. Потом она увеличилась в 20, в 50, в 100 раз — вы все держали, и это были ваши последние деньги? В любую минуту вы могли получить в 100 раз больше, чем заплатили, — этого вам было мало?».

Рекламный сериал о Лене Голубкове смотрела вся Россия. «Зрителей этот сериал увлек до такой степени, что когда я приходил в банк, операционистки допытывались у меня: «Они поженятся?». Я спрашивал: «Кто?». — «Марина Сергеевна и командир подводной лодки»

Интересный, согласитесь со мной, феномен, и я вам еще пару историй могу рассказать, которые подтверждают: человеческая психология — это нечто. Обращается как-то ко мне из Думы помощник: «Сергей Пантелеевич, к вам одна женщина рвется — какую-то сумму, говорит, потеряла. Надо бы ей вернуть — в Думе она секретарша, полезный человек, мы с ней работаем». — «Ну, хорошо, — я кивнул, — выясни, что там и как». Оказалось, она на 1000 рублей 100 акций купила, из которых потом 80 продала. Чистыми получила 80 тысяч.

— Неплохо…

— Я: «Послушайте, а в чем ее обманули-то?». — «Но мне-то обещали 100 тысяч, — дамочка заявила, — а где еще 20? Верните мои деньги!». Причем — это совершенно очевидно — говорила она искренне, обмануть не пыталась. Просто считала, что ей действительно недодали…

— Войну такой народ не проиграет…

— Или, например, еще эпизод. Приходит ко мне охранник: «Сергей Пантелеевич, какой-то дед поселился у нас на лестнице — утверждает, что все продал, деваться ему теперь некуда и он будет ночевать здесь, прямо в подъезде». Я: «Ладно, верните ему все. Купите билеты — и пусть катится». На следующий день спрашиваю, как дела. «Все ему отдали, он на полу валялся, чуть ли не ноги хотел Сергею Пантелеевичу целовать». Хорошо, а через месяц охранник докладывает: этот дед снова под дверью. «Как? — я не понял. — Ему же все вроде отдали…». — «А он, — говорит, — отошел и подумал: «А чего уезжать?». Опять вложил деньги в билеты — это уже после кризиса было! — и до копейки все потерял». Ну что тут скажешь?

— Эта любовь к халяве свойственна только русским или другие народы ей тоже подвержены?

— Если дают деньги и их не берут, значит, ты просто плохо организовал дело, и как после ареста Бернарда Мэдоффа можно задавать такие вопросы? Его фирма — пример того, что в Штатах это есть тоже, к тому же после «МММ» — что мне Мэдофф? — в США по тому же принципу была создана игра Stock Generation. Функционировала она прекрасно, и обороты там были не меньше, а больше, чем у «МММ».

Леня Голубков (артист Владимир Пермяков): «Я не халявщик! Я — партнер!»

— Это правда, что швейцарское посольство в России полным составом, во главе с господином послом, в «МММ» играло?

— Конечно же, правда. Я вообще вру крайне редко — только когда это абсолютно необходимо, но такие ситуации, думаю, единичны.

— Высокопоставленные российские чиновники: депутаты, министры и выше — не пытались с вами договориться: «Мы вкладываем столько-то — дай гарантию, что получим в 10 раз больше»?

— Никаких гарантий, никаких особых отношений ни с кем абсолютно и ни в какой форме я никогда не поддерживал — только на общих основаниях. Многих также интересуют мои связи с преступным миром, но контакт с ним у меня был единственный: ко мне подошли охранники и сказали, что какая-то группировка — а криминал большую силу тогда набрал — просит обслужить без очереди. «Нет, — я отрезал. — На общих основаниях, будьте любезны».

— Рэкетиры наехать на вас не пытались?

— Сделать это было чрезвычайно сложно, потому что я постоянно был в окружении охраны. Только сумасшедший решился бы на такое, видя ребят из наружки ФСБ, налоговой полиции и прочих серьезных структур…

— Кто же в ту пору вас охранял?

— Группа «Альфа» — действующая причем практически в полном составе. Знаете, в один прекрасный день, когда им зарплату задержали случайно и они приехали, я вышел на этот (показывает) балкон и увидел заставленный машинами двор! Посмотрел на эту огромную армию и понял, что это бред, что мне столько охраны не нужно.

— Столько — это сколько? Человек 20-30?

— Гораздо больше, но, вообще-то, все это понты.

«Азарту все поддались, потому что глупо было этого не делать. Когда деньги даром дают, отказаться как можно? Если не играешь, ты просто идиот»

«НА СПЕЦБЛОКЕ Я СИДЕЛ СО ВСЕМИ ЛУЧШИМИ КИЛЛЕРАМИ И СПРАШИВАЛ У НИХ, ГОТОВИЛИСЬ ЛИ НА МЕНЯ ПОКУШЕНИЯ. «НЕТ, — ОТВЕЧАЛИ ОНИ, — НИ ЕДИНОГО»

— Бандиты, я так понимаю, к вам даже подойти не могли…

— Не скажу, могли или нет, — знаю только, что ни единственной попытки не было. Судьба так повернулась, что я сидел потом на спецблоке с самыми крутыми киллерами: с Сашей-Солдатом (Александр Пустовалов, в прошлом спецназовец морской пехоты, осужден на 21 год. — Д. Г.)...

— …который Солоника убил?

— Да, с Лешей-Солдатом (Алексей Шерстобитов, в прошлом старший лейтенант внутренних войск, кавалер ордена Мужества, полученного им еще курсантом за задержание особо опасного преступника, осужден на 22 года. — Д. Г.), который у Краснопресненских бань за секунду всадил в голову Отари Квантришвили из мелкашки три пули. Я сидел со всеми «ореховскими» — это тогда основная была группировка, с «курганскими», и спрашивал у них, готовились ли на меня покушения. «Нет, — отвечали они, — ни единого», то есть даже им это в голову не приходило, настолько громкой была моя история…

Из книги Сергея Мавроди «ПираМММида».

«Резко зазвонил валявшийся рядом на сиденье телефон — Паутов вздрогнул, очнулся от своих мыслей-воспоминаний, тряхнул головой и кинул взгляд в окно.

К дому уже подъезжаем… Хорошо…

— Да! — нажал он кнопку мобильника.

— Сергей Кондратьевич! — звонил управляющий. Голос у него был какой-то странный. — Нам надо срочно встретиться.

— Это какой телефон? — поинтересовался Паутов.

— Тайный. (У Паутова всегда была с собой еще одна трубка для особо конфиденциальных переговоров.)

«Имея только деньги, воевать невозможно, а за мной стояла армия вкладчиков, то есть у власти были свои козыри, у меня свои, и я эту войну мог выиграть. Просто я человек домашний». С Дмитрием Гордоном в своей московской квартире Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

— Ну, говори тогда, — приказал Паутов. — Говори-говори! — чуть прикрикнул он, видя, что управляющий колеблется.

— У вас похитили дочь, — пробормотал тот.

— Ч-что? — переспросил Паутов и не узнал собственного голоса.

— У вас сегодня похитили дочь. Похитители уже связывались со мной.

— Когда ты у меня будешь? — безжизненно поинтересовался Паутов.

— Да я внизу нахожусь! Вас жду.

— Стой у подъезда. Мы уже подъезжаем.

Управляющий вышел, неслышно притворив за собой дверь. Паутов посидел немного, тупо глядя перед собой, потом перевел взгляд на лежащий на столе прозрачный целлофановый пакет. Тот самый. С телефоном и конвертом внутри.

На конверте жирным красным фломастером было размашисто написано крупными печатными буквами: «УПРАВЛЯЮЩЕМУ!!! СРОЧНО!!!». Внутри лежала короткая записка. Паутов перечитывал ее уже, наверное, раз 20 и прекрасно помнил наизусть каждое слово, тем не менее опять взял конверт, вытащил оттуда сложенный вчетверо листок и стал перечитывать его в 21-й раз, как будто надеялся увидеть в хорошо знакомом тексте что-то новое. Увы! Ничего нового там, естественно, не было — все те же жесткие, рубленые фразы:

«ПАУТОВУ!

Твоя дочь похищена нами. Жди звонка по этому телефону сегодня с 19.00 до 20.00. Сообщишь ментам — она умрет».

Паутов медленно сложил листок, засунул зачем-то снова в конверт и бросил конверт на стол.

Внутри у него все словно оледенело. «Саша!.. Саша!.. Саша!..» — молоточками стучало в голове. При мысли о том, что с его 10-летней дочерью может что-то случиться, у Паутова перехватывало дыхание и хотелось кричать от нестерпимой боли. Думать было вообще ни о чем невозможно.

Где она?! Что с ней?! А может, ее уже нет в живых?!.

Это были единственные мысли, которые беспрестанно крутились в голове. По циклу, по бесконечному кругу.

Паутов услышал звонок в дверь, и через секунду в комнату вбежала его бывшая жена. Вся зареванная, в разводах туши и губной помады.

— Это ты во всем виноват!!! — еще с порога прерывающимся от рыданий голосом истерически закричала она. — Все твои проклятые деньги! Это ее из-за них похитили!

Паутов отшатнулся, как от удара.

— Здравствуй, Женя, — по возможности спокойно сказал он. — Перестань, пожалуйста, плакать, возьми себя в руки и давай все спокойно обсудим. Расскажи все подробно, с самого начала. Они тебе звонили? Что сказали? — Паутов старался говорить ровным и уверенным тоном, но получалось это у него плохо: голос то и дело срывался и предательски дрожал.

— Сказали, чтобы я никуда не звонила, ни в какую милицию, а иначе ее убью-ю-ют!.. — в голос зарыдала Женя и упала в кресло, закрыв руками лицо.

Паутов почувствовал, что в душе у него все оборвалось, а сердце сжала какая-то безжалостная ледяная рука.

«Как «убьют»?!. Моего единственного ребенка?! 10-летнюю девочку?! Да я!.. Я…».

Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем он нашел в себе силы шевельнуться, откашляться и хрипло произнести:

— А еще они что-то сказали? Насчет условий?.. Выкупа?.. Чего им надо?

— Сказали, что сами тебе сегодня вечером позвонят и все разъяснят, — всхлипнула Женя. — Я сразу хотела к тебе ехать, но тут как раз управляющий твой позвонил: ты, мол, на заседании правительства и только вечером будешь — я за это время чуть с ума не сошла!

— Ты еще кому-нибудь говорила, что Сашу похитили? — с трудом спросил Паутов. К нему постепенно возвращалась способность хоть сколько-нибудь логически рассуждать и здраво мыслить.

— Только маме, — подняла на него глаза сидевшая в кресле напротив заплаканная, начинающая уже увядать женщина, бывшая когда-то его женой.

— Только маме… — как эхо, отозвался Паутов и безнадежно вздохнул.

«Иными словами, по секрету всему свету, — тоскливо добавил он про себя. — Плохо, очень плохо — значит, пол-Москвы об этом уже знает. И в офисе, и здесь теперь… Очень плохо».

— А как ее хоть похитили? Как это вообще произошло? — Паутов бросил беглый взгляд на часы. Восьмой час уже! Позвонить могут в любой момент. Надо постараться успеть выяснить до этого их звонка как можно больше! Все подробности. Любая мелочь может быть важна!

— Я ничего не знаю. Саша не вернулась из школы, а потом мне позвонили… — женщина снова заплакала.

— Не реви! — жестко сказал Паутов. Он быстро приходил в себя. — Времени нет, говори быстрее! А может, из класса кто-нибудь видел чего? Подруги?.. Учителя?.. Тебе никто не звонил?

— Нет, — торопливо проговорила Женя: она перестала плакать и смотрела на Паутова с какой-то робкой, зарождающейся надеждой. По всей видимости, уверенный и деловой тон его последних вопросов ее несколько ободрил и упокоил.

— Так, а во сколько… — начал было Паутов, и в этот момент лежащий на столе мобильник отрывисто запищал.

Паутов на миг замер, негромко выругался, а потом решительно взял его в руки.

— Алло!

— Папа! Я боюсь! — сразу же ворвались в трубку крики его перепуганной насмерть дочери. — Забери меня отсюда!

— Саш!..

— Все понял? — по голосу говорившему было лет 35-40. — Твоя дочь у нас. Если хочешь…

— Дайте ей трубку! — резко перебил Паутов.

— Это еще зачем? — после короткой паузы настороженно поинтересовался собеседник.

— Хочу убедиться, что с ней все в порядке!

— Ты же слышал ее голос?

— Дайте ей трубку! — не терпящим возражений тоном повторил Паутов.

— Ладно, — поколебавшись немного, нехотя согласился мужчина. — Убедись. Только недолго!

— Папочка!..

— Саша! — быстро заговорил Паутов. — Дяди рядом с тобой в масках? Скажи мне просто: да — нет! Они в масках?

— Нет… Папочка!..

— Сашенька, не бойся, я скоро тебя заберу!..

— Все! Хватит! — снова раздался в трубке знакомый уже мужской голос. — Ты убедился? Теперь слушай, что должен сделать. Сейчас позвонишь в офис и скажешь, чтобы подготовили паутовок на 100 миллионов долларов — стотысячными и десятитысячными купюрами. Так, чтобы примерно в 8-10 больших спортивных сумок все уместилось. Сумки у вас есть, я знаю. Во-о-от!.. С сумками этими пусть у черного хода стоят, метрах в 100. Где-то через полчаса — вам полчаса хватит. Подъедет белая девятка, номер такой-то, в нее пусть все погрузят.

Если все будет нормально, через пять дней дочь получишь живой и здоровой — пять дней нам надо, чтобы паутовки твои не торопясь обналичить. Если же какие-то непонятки начнутся, в разобранном виде Сашеньку твою ненаглядную тебе пришлем. Это у нас называется: «на конструктор». По частям, в целлофановых пакетах. Голова отдельно, ноги отдельно — все понял?

— Теперь слушай меня, урод! — с огромным трудом сдерживая переполнявшую его ярость, тихо заговорил Паутов. — Вы вернете мне мою дочь сегодня, до полуночи, и я тогда забуду о вашем существовании. Если же нет… — Паутов сглотнул, его душило бешенство. — Если нет — я объявлю награду за голову каждого из вас. 10 миллионов долларов за мертвого и 20 — за живого плюс по три миллиона за каждого члена семьи. Мать, жену, ребенка… С живыми я сам буду беседовать. Лично! В спокойной обстановочке.

За вами вся страна охотиться будет! Вся братва и все менты. За вами и за вашими семьями!

Все! Все разговоры окончены! Советую поторопиться. Времени у вас не так уж и много осталось. Всего лишь до полуночи, — Паутов перевел дыхание, — и моли Бога, с-с-сука, чтобы все для тебя так мирно закончилось, — прошипел он, буквально задыхаясь от ненависти, — и не пришлось тебе со мной близко общаться! С глазу на глаз беседовать. А ж-ж-ж-жаль!.. Х-хорош-ш-ш-шо-о-о бы!..

Трубка некоторое время молчала.

— А как же дочь? Сашенька твоя любимая? — услышал наконец Паутов. Мужчина старался говорить насмешливо, но голос его звучал не совсем уверенно. — Не жалко?

— Других нарожаю! — холодно бросил Паутов и отключился.

В комнате царила гробовая тишина. Паутов поднял глаза. Его бывшая жена смотрела на него, раскрыв рот, — на лице ее был написан самый настоящий, неподдельный ужас.

— «Других нарожаю!» — ты о ком это сказал?! О Сашеньке?.. Она тебе безразлична?.. Ты страшный человек! — еле слышно, одними губами, потрясенно прошептала она. — Я столько лет жила с тобой и даже этого не подозревала… Что ты наделал?! Ты убил ее! Ты только что убил собственную дочь! Ты чудовище!

— Они с самого начала не собирались ее возвращать, — мертвым голосом произнес Паутов. — Мой ультиматум — это единственный шанс.

— Откуда ты знаешь? — не отводя от него глаз, все так же тихо проговорила вдруг внезапно постаревшая Женя. — Откуда ты это можешь знать?

— Они без масок. Саше уже 10 лет. Она уже фактически взрослая. Она их узнает, — стал безжизненно перечислять Паутов. — Выкуп они просят в подписях, а не в деньгах — почему?

Во-первых, потому, что в деньгах 100 миллионов долларов займут слишком большой объем. Даже стодолларовыми банкнотами — это больше тонны, к тому же одними стодолларовыми у меня может и не оказаться. Тогда вообще целый грузовик получится — лишние проблемы возникнут, а подписями — компактно и удобно, и в наличии они наверняка есть, так что можно уже через полчаса их забирать, пока я подготовиться и меры принять не успел.

А главное, они пять дней надеются таким образом выиграть — мол, время на обналичку надо! На самом-то деле обналичить они уже сегодня при желании смогут — пункты по всей Москве до глубокой ночи открыты, а пять дней им надо, чтобы следы замести. Из страны уехать, пока я ждать буду, ничего не предпринимая. Естественно, с такими деньгами… — Паутов остановился, с тоской обвел глазами комнату и с усилием продолжил. — Это хорошо продуманная и тщательно подготовленная операция. Никого они не собираются возвращать и ставить все под угрозу — да и зачем? За похищение ребенка и так в случае чего на всю катушку получат. Даже без убийства. Это в лучшем случае, если я раньше их не найду, а с моими-то средствами…

Да я их, впрочем, и в тюрьме потом достать смогу, и в лагере: с момента, когда они похитили мою дочь, на них на всех фактически уже крест стоит. Черная метка. Они приговорены, и все это не могут не понимать — они же не идиоты.

В общем, как только деньги окажутся у них в руках — Сашенька будет мертва, а сами они сразу же из страны уедут, — Паутов замолчал и уставился в пол.

— Все это ты сам себе навыдумывал, а если ошибаешься?! — в отчаянии закричала Женя и опять зарыдала. — Если ты ошибаешься — тогда что?!

Ты говоришь о собственной дочери, как задачку решаешь. «Во-первых… во-вторых…» — как робот! Ты Сашу что, вообще не любишь?! Как ты можешь в этой ситуации спокойно так рассуждать?! Отдай этим людям все, что они хотят! Я тебя прошу! Умоляю!!! Хочешь, я на колени перед тобой встану?!

Женя действительно сделала попытку броситься перед Паутовым на колени, и он лишь с огромным трудом от этого ее удержал.

— Ну, Женечка, успокойся, успокойся!.. — растерянно повторял он, гладя рыдавшую женщину по голове. — Успокойся!.. Все будет хорошо, вот увидишь — я в этом уверен…

Паутову захотелось завыть. Он пытался за суетой, за текучкой, за делами скрыться, спрятаться, обмануть себя, убежать от всех своих ужасных мыслей и воспоминаний, но они упорно возвращались и возвращались, снова и снова. Скрыться, спрятаться от них было невозможно.

Я сам убил ее!.. Сам, сам, сам!.. Свою собственную дочь. И ради чего?! Чего?! Ради… Ради… Власти?.. Денег?.. Ради чего?! Ради какого-то абстрактного «достоинства»?.. «Чести»?..

«Не тот я стану»!.. «Потеряю себя»!.. Да я и так себя потерял!!! И так стал теперь «не тот»! Как в какой-то кошмарной сказке причитается-рассказывается: «Налево пойдешь… направо…», а что налево, что направо — конец один. Все равно что-нибудь, да «потеряешь» — неизбежно: либо честь, либо душу. Превратишься либо в ничтожество, либо в дракона, станешь чудовищем, демоном! Я выбрал честь. И потерял душу. Превратился в демона, но я отомщу! О-ох, как же я отомщу! Всем! И правым, и виноватым!

Теперь мне терять нечего, и ничего мне теперь не жаль — ни в настоящем, ни в будущем. Ничего и никого. В целом свете. Ни себя, ни других. Ничего больше я не боюсь и ни перед чем не остановлюсь! Дьявол все правильно рассчитал. «Путь в бездну»? Что ж, в бездну так в бездну — никакой бездной меня теперь не испугаешь!

Не нужно со мной шутки шутить, не советую. Плохо это может кончиться, вот ей-Богу — и для вас лично, и для всего вашего драгоценного семейства. У вас же, кажется, дети есть? Ну вот, а мне теперь крови хочется! Крови!!! Смерти!!! Ярость свою утолить! Хоть на ком-нибудь ее сорвать!!! Виноватых найти!!!

Так что не вовремя вы капризничать и привередничать затеяли — ох как не вовремя! Некстати. Право слово, некстати! Не тот моментик выбрали. Я ведь теперь миндальничать и церемониться не буду!».

 

«БИЛЕТЫ «МММ» МОЖНО БЫЛО НЕ ПОДДЕЛЫВАТЬ, А ПРОСТО ЗАКАЗАТЬ И ПЕЧАТАТЬ — ЭТО ЖЕ НЕ ЦЕННЫЕ БУМАГИ БЫЛИ, А ОБЫЧНЫЕ ФАНТИКИ!»

— Итак, покушаться на вас не собирались, но почему? Казалось бы: вот они, деньги живые, — подойди только, возьми…

— Есть еще более интересный вопрос: почему билеты «МММ» не подделывали? Там была очень занятная юридическая ситуация, и это только подтверждает, насколько, вообще-то, народ глуп. Ты мог даже не подделывать их, а просто заказать и печатать — это же не ценные бумаги были, а обычные фантики! При этом нарушения закона тут нет, к тому же я не скрывал, везде объявлял: это фантики.

— Не печатали?

— Нет — в конце только проснулись, но было уже поздно.

Из книги Сергея Мавроди «ПираМММида».

«Костюма себе нового Паутов не купил — так и ходил, как раньше, в тренировочном. Не то чтобы кроил и экономил на себе или жадничал — просто все это было ему совершенно безразлично и неинтересно: интересовало его только дело.

Денег между тем все равно катастрофически не хватало. Нужны были новые офисы, новые сотрудники, новая техника, а все это деньги, деньги, деньги! А реклама одна чего стоит! На радио, в газетах, на телевидении — везде, но как раз на рекламу Паутов средств не жалел. Реклама — двигатель торговли, а значит — и успеха: это он помнил твердо.

Вообще, насколько скуп и прижимист Паутов был по отношению к себе самому, насколько неохотно расходовал средства на собственные нужды, настолько щедро тратил он их на дело. Швырял, кидал — не жалея и не считая. Быстрее! Быстрее! Еще быстрее! Вперед! Денег никогда не должно хватать! Свободные деньги — это уже начало конца, ведь как бы хорошо ни шли у тебя дела, как бы ты ни разросся (хоть до самых небес!), ты ведь всегда развиваешься и прогрессируешь, всегда стремишься построить что-то большее, а значит, имеющихся средств хватать не должно в принципе — никогда, независимо от их количества. Появление свободных, «лишних» денег — это первые признаки начинающегося застоя, упадка, загнивания, первые хлопья пены на пока еще чистой и незамутненной поверхности. Значит, что-то уже не так — начинаются сбои и пробуксовки. Система останавливается в росте, дело стопорится.

Впрочем, до этого Паутову было еще далеко — очень далеко, как до Луны, и пока он крутился целыми днями, как проклятый, не имея ни минуты отдыха, ни секунды покоя. Бесконечные встречи, переговоры, обсуждения, подписание всякого рода бесчисленных бумаг и договоров — жизнь, в общем, кипела и бурлила.

Быстрее! Быстрее!! Еще быстрее!!! Вперед, вперед, вперед! Тормозить, останавливаться ни в коем случае нельзя! Тормоза придумали трусы! Остановка — смерть! Надо использовать предоставленную властями фору по максимуму! На всю катушку! Подготовиться к грядущим боям!

Через какую-то пару-тройку месяцев число вкладчиков Паутова — людей, вложивших деньги в его подписи, исчислялось уже миллионами. Пункты покупки-продажи были открыты повсюду, практически повсеместно. По всей стране. Буквально в каждом городе. И каждый день открывались новые. И везде стояли толпы. Толпы, толпы, толпы!.. Сотни, тысячи людей…

Подписей катастрофически не хватало. Их печатали все Гознаковские заводы страны, и все равно нужды Паутова они могли удовлетворить лишь от силы процентов на 20. Остальные заказы приходилось размещать за границей — в Германии, в Южной Африке, везде, где только находились заводы по печатанию валюты и ценных бумаг, ибо подписи Паутова давно уже перестали быть всего лишь обычным росчерком пера на белой бумаге: теперь это действительно были подлинные произведения искусства, правда, всего лишь полиграфического. Лучшая бумага, водяные знаки, голограммы, разные хитрые степени защиты, вшитые металлические полоски… Внешне, фактически, это была самая настоящая валюта — защищенность, во всяком случае, у бумаг Паутова была ничуть не хуже, а по сути, даже и лучше. Впрочем, чего там «по сути» — лучше! Денег Паутов не жалел. Имидж! Фантики должны быть красивыми!

Все эти игрушки-финтифлюшки — голограммочки-полосочки — дело важное: это вам никакие не шутки! Такую бумажку и в руках подержать приятно, а уж тем более купить — так что…

…только что Паутову позвонили и сообщили, что на одном из заводов в ЮАР его представитель совершенно случайно увидел целые штабеля свеженапечатанных паутовок. Не паутовских! Чьих-то. Чужих. В смысле, не Паутовым заказанных. Иными словами, фальшивок. Если называть вещи своими именами, а если становиться на формальную точку зрения, то понятие «фальшивок» к паутовкам было неприменимо в принципе. Формально это были просто фантики, «рекламная продукция» — именно так и значилось в договоре, а значит, фактически печатать паутовки мог любой. Кто угодно, и даже претензии предъявлять не к кому. Ни к заводу, ни к не в меру расторопному заказчику — по сути, закон они не нарушают, ведь никаких лицензий и патентов у Паутова не было. Некогда ему было на это время тратить, канителью этой всей заниматься.

Ну, заказчик-то понятно — с ним мы еще разберемся, но завод-то каков, а? Так своего крупнейшего клиента подставить, и ради чего? Ради какой-то сиюминутной выгоды? Сколько же им, интересно, заплатили? Ладно, это мы тоже выясним.

Надо будет, кстати, в договоре впредь оговаривать, чтобы больше никому паутовок не печатали. «Рекламная продукция», б… Хороша «продукция», когда ее на настоящие американские рубли свободно обменять можно! В любой момент. По курсу один к миллиону. Если по себестоимости считать. Умники! Ладно же, погодите!

Раздраженные размышления Паутова были прерваны телефонным звонком. Звонил управляющий.

— Здравствуйте, Сергей Кондратьевич!

— А-а!.. Привет, — нехотя пробурчал Паутов. (Опять, б… что-то стряслось!).

— Сергей Кондратьевич, к нам только что из налоговой полиции приходили.

— Что? — даже не понял сначала Паутов. — Откуда?.. Из какой еще налоговой полиции? Они что, еще живы?

— Из налоговой полиции, — терпеливо повторил управляющий.

— И чего? — Паутов все еще не мог оправиться от удивления. После недавней эпопеи с исчезнувшими документами о существовании таковой он и думать забыл. Нет документов — нет проверок: какие у нас с ними могут быть теперь дела?

— Потребовали подготовить документы для проверки.

— Какой проверки?! У нас же все документы украли, — все еще ничего не понимал Паутов.

— Они сказали: подготовьте то, что есть, — бесстрастно пояснил управляющий. — То, что успели восстановить, и то, что накопилось за это время. Ну, договора всякие и прочее — вы же работаете, говорят, значит, какие-то документы у вас сейчас есть. Вот их и подготовьте.— Поня-я-ятно… — медленно протянул Паутов. — Ладно, я тебе перезвоню. Давай!

Он бросил трубку и некоторое время сидел в задумчивости. Ну, надо же!.. Опять закопошились! «Ожившие мертвецы», часть вторая. «Восставшие из ада». Чего им надо? Хотя ясно — акт им надо составить. Под любым предлогом. «На основании тех документов, что есть».

Так-так-так! — говорит пулеметчик: все вернулось на круги своя. С чего начали, к тому и опять приехали. Опять к проверке. Ну, и на сей раз что будем делать?

Документов, между прочим, уже опять целые горы — на 10 проверок хватит! Мы же их плодим каждый день тоннами — макулатуру эту. Кстати, интересная мысль!.. Надо закон посмотреть. Где-то у тут меня книжка валялась… А, вот она.

Так… так… Параграф… статья… Ага, вот!.. Замечательно! Просто прекрасно! Документы вам, значит, нужны? Будут вам документы! В полном объеме. Все до единого. Как просили. Изучайте на здоровье!

Паутов быстро набрал номер управляющего.

— Да, привет, это опять я. Вот что, насчет документов. Возьми все и сделайте с них как можно больше копий. У нас же ксерокс большой работает? Вот и прекрасно! Пусть операторы, если надо, в две смены трудятся, чтобы успеть накопировать как можно больше.

Потом разброшюруйте все договора, свалите посередине комнаты в одну кучу и тщательно перемешайте — для этих целей выдели несколько девочек. Пусть сидят и мешают!

Когда все перемешают, — только тщательно, тщательно! — пусть упакуют в коробки и отвезут в налоговую полицию. Вот так!.. Вопросы есть?

— Я н-н-не п-п-понял, — заикаясь, проговорил управляющий. — Кто это «все перемешать»? И что, прямо в таком виде и отдать?

— А чего? — натурально удивился Паутов. — В чем проблема? В каком это «таком»? В законе про это ни слова! В каком виде их отдавать надо… Там просто написано: подготовить документы. Вот мы и «подготовили»! У нас они именно так хранятся, нам с ними так работать удобнее, а если что-то вас не устраивает — пожалуйста, упорядочивайте, сортируйте, приводите в тот вид, который удобен вам. Дело ваше!

— Ясно, — хихикнул управляющий. — Я все понял.

— Молодец, — похвалил его Паутов. — Давай работай!».

 

«ТО, ЧТО МЕНЯ ВКЛЮЧАЮТ В ПЕРВУЮ СОТНЮ САМЫХ ВЫДАЮЩИХСЯ АВАНТЮРИСТОВ ВСЕХ ВРЕМЕН И НАРОДОВ, НЕ РАДУЕТ — ЕСТЬ ТОЛЬКО ПЕРВОЕ МЕСТО И ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ»

— А знаете, почему так долго билеты «МММ» не подделывали и почему к вам бандиты не приходили? Думаю, не могли представить, что такую игру одиночка затеял…

— Может, и так.

— Они полагали, уверен, что за вами кто-то из государственных фигур стоит в полный рост…

— Мне кажется, это бы их не остановило. Тогда наезжали на всех, и на государственных фигур тоже — вы просто уже подзабыли то время. Неприкасаемых не было вообще — отстреливали всех подряд: эти бандитские группировки считали себя хозяевами всего и вся. Ну, что ж, пронесло…

— Чудо, да?

— Не знаю, чудо ли, но так получилось.

— Кто-то из высокопоставленных российских чиновников деньги свои в «МММ» вкладывал? Вы таких знали?

— Могу сказать, что когда я пришел в Думу, она практически всем составом прибежала ко мне билеты менять, то есть депутаты тоже играли, но там все было анонимно. Понимаете, в чем прелесть-то? Это как доллар — почти то же самое…

— Причем паспортов при покупке или обмене не требовали…

— Да, и кто играл, кто нет — не известно. Азарту, вероятно, все поддались, потому что глупо было этого не делать. Когда деньги даром дают, отказаться как можно? Если не играешь, ты просто идиот.

— Правда ли, что вы консультировали российское Министерство финансов на предмет создания ГКО (государственных краткосрочных облигаций)?

— Руководителя Департамента ценных бумаг и финансового рынка Златкис — лично.

— Беллу Ильиничну?

— Да, она вдруг начала проявлять чрезвычайный интерес к «МММ», только тогда я не знал, что они задумали ГКО. Полагал, что Минфин пытается просто в ситуацию вникнуть — разобраться, есть ли тут нарушение закона…

— А она механизм изучала?

— Ну да. Как бы там ни было, в августе 1994 года меня «приняли» (то есть арестовали), а в октябре эти ГКО вышли, которые фактически были полной копией «МММ». Увы, всячески пытаясь уйти от узнаваемости, они совершили ряд принципиальных ошибок, которые в итоге привели к катастрофе. Это, конечно, всего лишь мое мнение, но…

— Вы знаете, лично я считаю вас настоящим финансовым гением…

— …спасибо!..

— …однако СМИ всего мира неизменно включают вас в первую сотню самых выдающихся авантюристов всех времен и народов…

— Я что-то слышал, но меня это не радует. (Разочарованно). Да ну, в сотню — есть только первое место и все остальные.

«ГОВОРЯТ: ПИРАМИДА РУХНУЛА, НО ВСЕ ЭТО БРЕД — «МММ» РАЗВАЛИЛО ГОСУДАРСТВО, СПРОВОЦИРОВАВ ПАНИКУ»

— У вас нет ощущения, что по сравнению с вами Остап Бендер, который свято чтил Уголовный кодекс, просто мальчик?

— Закон я не нарушал — мое предприятие было абсолютно законным, и хотя говорят: пирамида рухнула, но это все бред — я создал прекрасно функционирующую структуру, а потом государство влезло и все развалило. Оно спровоцировало панику — каждый день на протяжении двух, что ли, недель официальные лица, вплоть до президента, твердили по телевизору: «Это афера, забирайте деньги назад!». Ну пусть завтра Медведев объявит, что «Сбербанк» — афера: что от того послезавтра останется? Однако и это был еще не конец.

Когда стало уже ясно, что все — катастрофа, я опустил цены в 127 раз, опять до тысячи. «Граждане, — сказал, — вы видите, что эти уроды сделали? Устроили панику, а для любой финансовой структуры это гибельно, но ничего страшного. Сейчас я опускаю цены, зато увеличиваю темпы роста акций: их стоимость будет каждый раз расти теперь не в два, а в четыре раза. Вы видели, как я все это сделал, поднял, ничего не имея, а сейчас у меня есть структура и средства не ограничены. Совершенно ясно: я все опять раскручу, да мне и раскручивать ничего не надо — паника схлынет, и цены за три месяца вернутся к прежним отметкам, поэтому советую вам приобретать билеты. Сейчас для этого идеальная ситуация — все вновь с нуля начинается». После этого на покупку опять выстроились толпы.

— Потрясающе…

— Таким образом я произвел рестарт системы…

— …перезагрузку…

— …и когда власти поняли, что ничего меня не берет, когда уже все было разрулено — вот тогда и арестовали. Вы это уже все забыли: поверили в версию, что пирамида стала слишком большой и обрушилась, — да чушь это все!

Из книги Сергея Мавроди «ПираМММида».

«Паутову продолжало хронически везти — через полчаса, когда он снова позвонил в офис, было уже ясно, что ситуацию опять удалось переломить. Спасти. Он победил снова.

Меры, столь оперативно, решительно и, главное, своевременно им предпринятые, в очередной раз сработали, вновь возымели действие. Он, похоже, в очередной раз сумел проскочить. Прошмыгнуть. Обмануть судьбу. В самый последний момент обойти ее на вираже. Опять выйти сухим из воды.

Настроения вкладчиков да и сотрудников быстро менялись — словно по мановению какой-то невидимой волшебной палочки. Всех охватила волна энтузиазма. Эйфория от победы. Паутов превратился теперь в глазах всех в какое-то высшее существо, в идола, в Бога — непостижимого и непогрешимого, никогда не ошибающегося, который все всегда знает, все просчитывает заранее на 100 ходов вперед и победить которого невозможно. (Да!.. «Просчитывает»… — с горькой иронией думал Паутов, слушая все эти восторженные бредни, кудахтанья своего захлебывающегося от счастья управляющего. — Палец немеет на спусковом крючке, ствол неприятно холодит висок… Щелчок, но выстрела не последовало. Опять повезло…).

На следующий день объемы продаж побили все рекорды, а когда Паутов объявил о введении на 10 дней специальных скидок (по случаю одоления государственного налогового дракона), народ вообще просто с ума сошел — очереди выстроились такие, что властям даже движение на ближайших улицах перекрывать пришлось.

Стремительно, прямо на глазах Паутов превращался в некое социальное явление общенационального масштаба, в какого-то чудовищного Левиафана, с которым власти не знали пока, как бороться и что вообще делать. Первые же попытки тронуть его едва не привели ко вселенской катастрофе и закончились в итоге полным провалом, фиаско и позором, но в то же время и оставлять его в покое было нельзя. А ну если завтра действительно референдум решит провести и всех сместить — от правительства до президента: тогда что? Вообще ситуация, когда существование самого государства зависит, по сути, от настроений и желаний одного-единственного человека, причем совершенно постороннего и абсолютно неуправляемого и неконтролируемого, у которого вообще неизвестно, что на уме, была для властей неприемлема в принципе — они просто обязаны были что-нибудь предпринять, если хотели остаться властями. Причем как можно быстрее. Немедленно!

Время сейчас работало на Паутова, и все это понимали прекрасно. Число его вкладчиков неуклонно росло, причем совершенно неимоверными темпами, прямо как на дрожжах! — соответственно, такими же точно темпами росли и средства, и могущество самого Паутова. Он становился все сильнее и сильнее с каждым днем, через некоторое время бороться с ним станет совсем невозможно — при таких темпах вкладчиками его через месяц-два будет вообще вся страна.

Чего уж там говорить, если уже сегодня едва ли не добрая половина сотрудников силовых структур играют тайком в «паутовки», а у второй половины — играют родственники, знакомые и т. д. и т. п. Все же живые люди, деньги нужны всем. Как поведут себя эти сотрудники, если их отправят, скажем, арестовывать Паутова? Арестовывать, по сути, собственные деньги? Ну, ладно еще если бы они на свободные средства играли (да и то!..), а многие ведь машины продавали, квартиры, вообще все, что имели, и все вкладывали!

Приманка 100 процентов в месяц действовала на всех совершенно неотразимо, да и что ей противопоставить? — деньги же действительно платились исправно! Черт его знает, как у него это получалось, но он действительно всем все платил — это был никакой не обман!

100 процентов за месяц, 300 процентов — за два, 700 процентов — за три: просто какой-то кошмар, мистика, какое-то поистине дьявольское изобретение! Вечный финансовый двигатель».

«ГЕНИЙ — ЛУЧШИЙ СРЕДИ РАВНЫХ, А Я ЕДИНСТВЕННЫЙ, ПОНИМАЕТЕ? ЖУК В МУРАВЕЙНИКЕ…»

— Почему «МММ» пытались разрушить, я догадываюсь: вы становились политической фигурой…

— Вы знаете, следователи совершенно откровенно мне говорили: «Сергей Пантелеевич, ну как вас было не арестовать? Еще месяц-два — и не было бы в стране ни президента, никого: остался бы один господин Мавроди», а это ситуация неприемлемая, потому что вопрос ребром стоял: либо я, либо государство.

Когда первый раз на меня власти наехали, я ощетинился сразу: «Ах, так?». Я же не церемонился с ними… «Ну что ж, значит, завтра соберу референдум», а по закону референдум тогда был высшим институтом демократии и его результаты никто не мог поставить под сомнение или оспорить. Для него миллион подписей нужен? Так я со своими 10 миллионами вкладчиков за неделю насобираю. Ставлю вопрос о доверии, и всех на фиг: президента, правительство, — а потом объявляю, что интересы «МММ» — это интересы России.

— Да, в опасные вы игры играли…

— Почему? — это была обычная война, а она всегда опасна, и когда в такое противостояние ты втягиваешься, надо понимать, чем это чревато. Я, например, просто поражаюсь глупости тех, кто утверждает, будто Ходорковский вступил в войну с государством, — где они ее увидели? У него были средства, но их арестовали, а средства — это просто счета, цифра, и владейте вы хоть 100 миллиардами долларов, завтра их арестуют — и у вас ничего нет. Имея только деньги, воевать невозможно, а за мной стояла армия вкладчиков, то есть у власти были свои козыри, а у меня свои, и я эту войну мог выиграть, мог совершенно спокойно стать президентом России сам. Ни у кого ни малейших сомнений не возникало, что так все и будет, просто я человек домашний, хотя следовало, наверное, им стать.

— За свои деньги, конечно, голосовали бы толпами — что вы!

— Причем эту власть ельцинскую все тогда ненавидели — вся страна нищей была. Верхушку никто не поддерживал, поэтому все было настолько просто, что…

— «Быть гением — сказали однажды вы, — очень скучно: это проклятие, а не дар, жук в муравейнике, вечное одиночество, ничто не интересно». Вы считаете себя финансовым гением?

— Когда задают такие вопросы, как-то неловко становится, но я отвечу словами Роберта Фишера. Был такой чемпион мира по шахматам, знаете?

— Легендарный. И полусумасшедший…

— Когда его спросили: «Кто лучший шахматист планеты?», он ответил: «Скромность очень хорошая вещь, но глупо скрывать правду — это я» (смеется), так что… Я себя считаю даже не гением — это слово неправильное. Гений — лучший среди равных, а я — единственный, понимаете? Не самый большой муравей, а именно жук в муравейнике — так себя воспринимаю.

«УБИЙЦЫ И КИЛЛЕРЫ НЕ ПРЕДЪЯВЛЯЛИ МНЕ НИ МАЛЕЙШИХ ПРЕТЕНЗИЙ — ПРИ ТОМ, ЧТО СИДЕЛ Я С ПЯТЬЮ ВОРАМИ В ЗАКОНЕ»

— Правда ли, что в тюрьме вы хотели покончить с собой?

— Нет, никогда — бред полный! С другой стороны, у меня 12 голодовок там было, по-моему (уже не помню), из них одна сухая.

— Это совсем без воды?

— Без — восемь дней, да еще и в жару. Считается, что без воды человек четверо суток живет, причем психологически это опять-таки тяжело. При мокрой голодовке, когда только воду пьешь, происходит постепенный упадок сил и до известной степени ситуацию контролировать можно — иными словами, если ты человек здоровый, завтра, например, не умрешь. При сухой голодовке все неожиданно происходит, то есть ложишься спать и не знаешь, проснешься на следующий день или нет. Какой-то мгновенный сбой в организме — и все!

— Во время сухой голодовки вы вели себя адекватно?

— Да, абсолютно нормально, хотя психологически, повторю, это непросто.

— Вы же и в карцере часто сидели…

— Неоднократно. Там и стихи написал… (Читает).

Ангел черный, ангел бездны!
В мрак кромешный,
в мрак беззвездный
Унеси меня скорей!
Пожалей.
И в аду, мой ангел мрачный,
В свет холодный, в свет прозрачный,
Словно в омут, в глубину
Я нырну.
И — ни боли, ни страданий,
Ни волнений, ни рыданий:
Лишь бесстрастья чистота,
Пустота.
На душе — лишь лед да иней.
Отблеск красный, отблеск синий…
Не взглянуть! Слепит глаза!
Но слеза!..
Ни рыданий, ни волнений,
Ни томлений, ни молений —
Сухо все. Лишь тишь да гладь.
Благодать.
Да не та, увы, не Божья.
Что ж поделать, у подножья
Алтаря мне места нет.
Только свет!
Свет холодный, свет прозрачный!
Ангел темный, ангел мрачный.
Вера вер и мера мер —
Люцифер!

— Как убийцы, киллеры и другие матерые преступники к вам в тюрьме относились? Не предъявляли претензий: «Ах ты, мерзавец, всю страну обманул — мы тебя тут сейчас..!»?

— Ни малейших претензий, при том, что сидел я с пятью ворами в законе, ко мне не было. Словосочетание «вор в законе», кстати, порядком затасканное, поэтому никто толком не понимает, что это значит. В тюрьме человек, которого так называют, — просто Бог, в буквальном смысле этого слова, их, таких, на весь бывший СССР…

Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

— …немногим больше ста…

— 100 только российских, а всего, кажется, 500. Можно, замечу, всю жизнь просидеть в тюрьме и так вора и не увидеть — 99 процентов зеков их никогда и не видели.

— Вам довелось аж с пятью общаться…

— Наверное, это рекорд, потому что находился в спецблоке — их туда и сажают. Один из воров, я замечу, объявил меня другом, а это, по сути, охранная грамота. Если заходишь в камеру и говоришь: «Я друг вора», никто тебя пальцем не тронет, даже косо в твою сторону не посмотрит…

— Этого вора мы назовем?

— Нет, ну, конечно же, нет. Второй вор, у которого за плечами 35 лет отсидки (тоже из очень известных), сказал: «Сережа, когда ты в любую войдешь камеру, сразу спроси: «Вы знаете такого-то человека (то бишь его. — С. М.)? Он просил передать, что любые проблемы, доставленные мне, будет рассматривать, как свои собственные». Еще один… (Пауза). Ну что рассказывать? Отношение ко мне в тюрьме было нормальное, уважительное, причем не потому, что я Мавроди, что у меня «МММ», — на самом деле мой статус тюремный в сущности низкий…

— К какой, как говорят заключенные, «масти» вы относились?

— «Коммерс» — человек, которого «доят» и прочее. (На зонах России и Украины коммерсы по своему социальному положению не уступают блатным, потому что тоже не работают, но держат при содействии администрации зоны малые выгодные производства. Во многих вопросах у них даже больше власти, чем у блатных, потому что на воле они имеют связи с бизнес-структурами и на зоне кормят взятками руководство. Коммерсы не платят в общак и не участвуют в блатных разборках, а воры в законе на свободе давно уже стали комерсами, хотя на зонах игра в блатных продолжается. — Д. Г.). Иными словами, начинал я с низкого статуса…

— С низкого старта…

— Точно. Конечно, все знали, что я не просто коммерс, а Мавроди, тем не менее в тюрьме заключенного сразу видят, и отношение к нему соответственное… Вот представьте, что нас с вами в этой поселят комнате. Камера по размеру такая же: тут (показывает)шконки стоят, вон там дальняк, то бишь, пардон, туалет, и мы здесь безвылазно живем месяцами. Можно тут что-то скрыть, сыграть? Тем более что воры — люди опытные, и то же можно сказать об охране.

Из книги Сергея Мавроди «Карцер — репортаж из ада. Из спецСизо 99/1».

«Про воров (или «жуликов», что одно и то же) не знает практически никто практически ничего. Во-первых, их очень мало. Сейчас всего около 500. На весь бывший Союз. Русских — не больше 100. Впрочем, национальности для воров не существует. Национальность? Вор! Все равны.

C Дмитрием Гордоном. «Потребности жениться я не испытываю, поэтому остаюсь холостяком» Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

Я сидел с пятью (!) ворами, причем подолгу, к тому же трое из них — русские, а это уже совсем немыслимо, но и просто сидеть с вором еще мало (хотя и само по себе крайне-крайне-крайне маловероятно). Надо же еще, чтобы он с тобой достаточно близко общался, что-то тебе рассказывал о воровском мире — только тогда хоть что-то понять можно, а так что? Ну, вместе едим-пьем, в домино играем — что толку? Что нового ты для себя почерпнешь? — а рассказывают воры крайне неохотно и далеко не всем: да, по сути, вообще никому. Ну, весьма и весьма немногим, так скажем… Мне в том числе.

Все зеки делятся на три группы. Мужики, блатные и воры. Именно в таком порядке. Мужики не вправе обсуждать блатных, блатные не вправе обсуждать воров.

Вор в тюрьме — это царь и Бог. Его слово — закон. Он может разрешить обшмонать ваш баул, прочитать ваши бумаги и т. д., и т. п.

Поднять руку на вора немыслимо: за это смерть, причем, скорее всего, мучительная, и если это произошло в камере — за это ответит вся камера. Почему допустили? Будут сделаны прогоны по всем зонам и тюрьмам, и этих людей будут бить везде, на всех тюрьмах и пересылках. Если, скажем, вора убили в тюрьме (а такое бывало — к примеру, охранники вешали) — вне закона будет объявлена вся тюрьма. Знал кто, не знал — не важно, поэтому при малейших подозрениях, что с вором что-то не так, в тюрьме начинаются волнения, вплоть до бунта, поскольку все понимают прекрасно, чем лично им это грозит. Не дай Бог вор умрет!..

Приказ вора должен исполняться беспрекословно. Если он прикажет выламывать тормоза — вы должны выламывать, прикажет убить сокамерника — должны выполнять: неподчинение еще хуже. Конечно, воры здравые, разумные люди и просто так таких приказов никогда не отдают и вообще властью своей не злоупотребляют, и тем не менее…

Поэтому сидеть с вором, честно говоря, психологически непросто — сознавать, что ты находишься, по сути, в его полной власти. Скажет вот он тебе: «Собирай-ка матрасик и уходи завтра на проверке из камеры» — и привет: жизнь кончена, но, с другой стороны, и преимущества свои есть. Достаточно упомянуть, что ты сидел с вором, — и все, тронуть тебя никто не осмелится: ну, если, конечно, ты действительно чего-то не совершишь неприемлемого, не накосячишь. Помню диалог такой в шмональне шутливый. С охранником — я только приехал с суда. «Запрещенное что-нибудь есть?». — «Нет». — «Что у вас никогда ничего нет? Хоть телефон привезли бы!». — «А вам зачем?». — «А нам премию за это дают — если находим. Хочется же подвига!». — «Тогда меня отпустите». Задумывается на секунду. «Нет, — говорит, наконец, решительно, — это не подвиг будет, это будет уже косяк!».

Никто, короче, не знает, в каких ты с вором отношениях — а может, ты его друг? Из четырех воров, с которыми я сидел, один объявил во всеуслышанье в автозеке, когда на суд ездил: «Мавроди — это человек!»; второй, отсидевший более 35 лет, при расставании сказал мне, чтобы я передал всем, что любые неприятности, мне доставленные, он будет считать своими; третий, самый молодой, к слову сказать, русский, сделал мне надпись на книге: «Моему другу!», четвертый же, грузин, молодой совсем парень — с ним я сидел с самым первым, давно уже — говорил потом во всех камерах, что ему очень понравилось со мной сидеть, и он бы с удовольствием посидел еще, и вообще чрезвычайно хорошо обо мне везде отзывался.

Все это дорогого здесь стоит — о-ч-чень дорогого, и дорого за это платить приходится. Всей предыдущей жизнью. Мало кому по карману».

— …На спецблоке отношение ко всем очень выборочное, и это не зависит от денег — только от того, как человек себя показал. Вот почему у меня столько голодовок было? Я категорически отказывался соблюдать тюремный режим, считал, что он унизителен, что сижу несправедливо. Когда рассказываю об этом сейчас, кажется, это чепуха: из-за того, что тюремщики потребовали держать за спиной руки, объявлять голодовки — детский сад просто какой-то, но на самом-то деле все это не мелочи. Такими требованиями ломается психика — сегодня ты заложил руки за спину, а завтра или послезавтра будешь маршировать и выполнять любые приказы. Не зря же в фашистской Германии приветствие было «Хайль, Гитлер!» — психологически это беспроигрышно. Ты можешь ненавидеть Гитлера и нацизм, но если каждый день произносишь: «Хайль!»…

— …фюрера полюбишь, как миленький…

— …у тебя что-то с психикой происходит. Вот почему охранников, которые обысками занимаются, все так в обычной жизни не любят? Да потому, что их служба неизбежно накладывает отпечаток на психику. Нельзя быть на работе охранником, подсматривать и подслушивать, а прийти домой и сразу нормальным стать — ты не можешь это снять, как одежду.

Такие вещи ломают, поэтому я и отказывался соблюдать режим. Да, это было неимоверно сложно, вообще немыслимо, поскольку подобное поведение там, мягко говоря, не приветствуется, но когда они поняли после 10-й или еще какой-то по счету голодовки, что я просто не доживу до суда, умру и у начальства неприятности будут (никому не хотелось, чтобы я ускользнул от правосудия!), пошли со мной на компромисс и в покое оставили.

«НЕБЕЗЫЗВЕСТНЫЙ ЛЕША-СОЛДАТ СКАЗАЛ ОБО МНЕ: «ЕСТЬ ЕДИНСТВЕННЫЙ ПО-НАСТОЯЩЕМУ ОПАСНЫЙ ЧЕЛОВЕК В ИЗОЛЯТОРЕ — ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ ТОЛЬКО ПРИКИДЫВАЮТСЯ»

— Командир штурмового батальона в Афганистане, лично расстреливавший заложников — женщин и детей, с которым вы сидели в одной камере, говорил, что в жизни более жесткого человека, чем вы, не видел — что он имел в виду?

— Не знаю, я не переспрашивал. Это действительно его слова, но, что самое интересное, никаких поводов я не давал. Любопытно, что примерно то же самое еще двое моих бывших сокамерников говорили, а один из них, небезызвестный Леша-Солдат, буквально следующее сказал: «Есть единственный по-настоящему опасный человек в изоляторе — все остальные только прикидываются».

Из книги Сергея Мавроди «Карцер — репортаж из ада. Из спецСизо 99/1».

«Бывший бригадир медведковских киллеров, ждавший на тот момент два ПЖ, как обещали ему следаки, человек довольно тяжелый, мрачный и вообще суровый, оказавший яростное сопротивление «Альфе» при задержании и раненый навылет в грудь… Поразительное ранение! Стреляли сбоку из пистолета, почти в упор — пуля вошла над левым соском и вышла над правым, ничего не задев! Не поверил бы, если бы сам шрамов не видел — следов входного и выходного отверстий…

Человек, по материалам дела, заставивший, в частности, двух непокорных киллеров (лучших друзей, к слову, сказать!) сначала драться между собой насмерть, а затем лично забивший победителя (мастера спорта по кикбоксингу). Кувалдой. По голове. Да-с…

Чуть ли не единственный из их компании, так и не давший вообще никаких показаний. Передвигавшийся по тюрьме, между прочим, исключительно в наручниках, а все допросы в следственном кабинете — только в специальной клетке. («Склонный ко всему», по-моему, — ко всем возможным нападениям и побегам, чемпион там чего-то по рукопашному бою).

У меня инцидентик с ним — сейчас только вспомнил. Интересный…

Ситуация. Делаю я что-то с ножницами… (Ножницы здесь выдают. На несколько часов. Самые настоящие, железные. Немыслимо, ведь ножницы — это, по сути, нож. Холодное оружие, но, как бы там ни было, выдают. В других тюрьмах — нет). Так вот, сижу за столом, у меня в руках ножницы, он тянет руку, пытаясь что-то у меня со стола схватить, я шутливо замахиваюсь ножницами: дескать, убери руку, а то сейчас в руку, во внешнюю сторону ладони, ножницами ткну! Ну, знаете, как это бывает, и вдруг он мне говорит: «А чего ты замахиваешься? Ты же все равно не ударишь». Я даже не понял сначала: «Чего?». — «Ты все равно в человека живого ударить не сможешь — духу не хватит».

Я смотрю на него и понять не могу: шутит, что ли? Пока я мялся, он засучивает рукав и протягивает мне руку: «Ну на, ударь!». — «Ты шутишь, что ли?». — «Ну, ударь, ударь! Все равно ведь не сможешь. Думаешь, это так просто?». — «Жень, — говорю, — хочешь — ударю, только смотри потом: перережу сейчас какое-нибудь сухожилие, а так-то мне по х…». — «Да не ударишь ты! Только говоришь»…

Ладно. Беру я его кисть и спокойно и не торопясь провожу ножницами на внешней стороне ладони довольно глубокую — до крови — царапину.

Что тут было! «Да ты маньяк! В натуре! Живому человеку руки резать!». Это я-то маньяк…

«Ты рехнулся?! — шепчу я ему в ответ, опасливо косясь на штудирующего, как обычно, свой неизменный «Учебник шахматной игры» сумасшедшего банкира. — На фиг тебе это надо?».

…Со сколькими я уже пересидел здесь за эти годы!.. Коммерсанты, банкиры, террористы, бандиты и киллеры, киллеры, киллеры… Киллеров больше всего. Почти все ореховско-медведковские, курганские, юкосовские… По делу Козлова… По убийствам всяких там мэров, депутатов… Все они перебывали здесь. Все пути ведут сюда. Если громкое дело — все, жди, значит, скоро заедут.

И знаете, что? Нет в России никаких суперпрофессиональных киллеров, нет никакой мафии — все это чушь! Дилетантизм и бардак — как и везде, так что можете смело посылать любого олигарха куда угодно и ничего не бояться. Ничего вам за это не будет, никакой спрут сразу не схватит, не слопает и на дно не утащит. Нет его, этого спрута. Нет, нет и нет!

Вот, например, дело ЮКОСа. Убийство мэра Нефтеюганска. Я лично сидел с непосредственными исполнителями. С киллерами. Да вообще чуть ли не со всеми персоналиями, проходящими по этому делу, — и что? Да ничего! Как все это происходило реально, судите сами и делайте выводы.

Итак, Невзлин (совладелец ЮКОСа! фигура уровня Ходора!) решает «наказать» мэра Нефтеюганска. В принципе, только избить или легко ранить, но там уж, как получится, как фишка ляжет. Он вызывает к себе Пичугина (начальника службы безопасности ЮКОСа, получившего 24 года и тоже сидящего здесь) и популярно объясняет ему ситуацию. Наивно полагая, вероятно, что у того, бывшего крутого фээсбэшника (дивизия Дзержинского и т. д.), масса таких же крутых знакомых элитных профи, готовых за деньги вообще на все. Да хоть 10 мэров наказать — ранить и застрелить. И съесть. Вопрос цены.

Дальше. Этот Пичугин не находит ничего умнее, как обратиться к своему то ли знакомому, то ли дальнему родственнику (крестному, кажется, или свояку) — никакому уже не фээсбэшнику, а обычному мелкому волгоградскому жулику — с просьбой приискать исполнителей. Тот, естественно, клятвенно его заверяет, что все o’key! — люди есть. Ну, еще бы — ЮКОС (Невзлин) же на это аж целых 200 штук зелени отвалил! Не поскупился. Конечно, есть люди! Как не быть?! За такое бабло!

Ладно, продолжим. Итак, Невзлин обратился к Пичугину, Пичугин… В общем, бабка за дедку, внучка за бабку, а дальше пошли уже всякие там безвестные жучки, кошки и мышки и без имен и отчеств. Люди кончились, Пичугин обратился фактически уж совсем неизвестно к кому — к какому-то там… Ну, называть фамилий не станем, тем более что они все равно ровным счетом ничего вам не скажут. К жучке, короче, он обратился, жучка радостно тявкнула: «Есть!» и пригласила, соответственно, кошку — рядового, по сути, уголовника (с которым я потом и сидел). Кошка нашла себе в помощницы мышку, которую даже и жучка не знала: уголовник (мой будущий сокамерник) просто предложил подработать одному своему приятелю, а тот на мели как раз был…

Итак, резюмируем. Концерн ЮКОС! Крупнейшая в России компания, нефть, банки, многомиллиардные обороты! Один из руководителей собирается организовать покушение на мэра Нефтеюганска! Так и представляется: холодные и вышколенные безжалостные коммандос, суперпрофи, зомби (камуфляжные костюмы, суровые разрисованные лица, бинокли, сверхсовременные снайперские винтовки), а на практике? Два совершенно обычных заурядных уголовника (даже не киллеры никакие), до которых из отпущенных на дело 200 тысяч долларов дошло лишь по три на брата. По три!!! — остальное посредники разворовали.

В результате им не на что было даже оружие приличное купить, и они вынуждены были стрелять из какого-то сломанного автомата, из которого было в принципе невозможно вести мало-мальски прицельный огонь. «Купите нам хоть винтовку, хоть автомат нормальный!». — «Нет денег!..». Это же просто театр абсурда какой-то — а? Мало того, им даже не сообщили поначалу, когда они первый раз прибыли, что это мэр, — сказали, коммерсант просто. «Я смотрю, он с охраной, в мэрию зашли… Спрашиваю: «Это кто?». — «Да мэр наш», — отвечают! Я звоню: «Вы чего?! Это же мэр!», а мне: «А тебе-то какое дело? Зачем ты вообще выяснял, кто это? Заплатили тебе — вот и делай!».

Самое поразительное, однако, вот что. В оконцовке ведь все сели, и посредники в том числе, и ведь это ясно было с самого начала, что, если исполнители сгорят, всех за собой потянут. Мультфильм, помнится, был такой: «Ограбление по-итальянски». Банка, а это вот его продолжение — «Убийство по-русски». Мэра! На Каннском кинофестивале можно смело выставлять. В жанре «комедия». Черная. Как нефть.

Думаете, это исключение? Ничуть не бывало! Убийство Козлова (зампредседателя Центробанка): в точности та же история — один в один. Исполнители — никакие не профессионалы, совершенно случайные, по сути, люди — вообще не киллеры! Тот, с которым сидел, к примеру (один, кстати, из двух, непосредственно стрелявших), — бывший лохотронщик. Из Луганска.

…Он умный был и культурный, с высшим образованием, сообразительный, с отличной памятью. В шашки великолепно играл — практически профессионально, физически здорово развит — на одной руке по 100 раз отжимался… Жена, дети… Она его ждет до сих пор. Любит, надеется… Он тоже все время только, помнится, и твердил: «Дети!.. Жена!.. Честность!.. Справедливость!..». Чуть ли не со слезами на глазах, а потом выяснилось — позже, когда он уже уехал из хаты, — что был главарем одной из тамбовских группировок, и, в частности, с двумя своими ближайшими подручными девушек молоденьких в лес вывозил, насиловал и убивал. Эти подручные его до сих пор места все новые и новые по тамбовским лесам указывают, где все новые и новые трупы выкапывают, но это, повторяю, потом только выяснилось, а тогда — ну, главарь и главарь. Несколько 105-х (статья УК: «убийство»): подумаешь! — обычное для этой тюрьмы дело. Если б уже тогда про девушек было известно… Н-да — другой бы с ним был разговор!..

Показания его привезли, между прочим, по ЮКОСу давать, по Пичугину и Невзлину — что-то он там им якобы помогал делать… Помогал или нет, не знаю, но что показания даст любые, у меня еще тогда сомнений не было ни малейших. Подтвердит под присягой, что лично слышал, как Невзлин с Ходорковским Пичугину Маргарет Тэтчер заказывали. Или Джорджа Буша. Да кого угодно! Если только ему пожизненное отменить пообещают. Просто хотя бы намекнут, что это возможно, — в принципе. А вы бы не подтвердили? То-то…

«Слушай, Вить, — говорю ему как-то, — если тебе ПЖ на 20 лет заменят, ты, наверное, счастлив будешь?». — «Сереж, если мне ПЖ на 25 лет заменят — я счастлив буду: хоть какие-то появятся берега».

Такой вот у нас диалог состоялся, когда вместе сидели. Мы ведь с ним даже тогда почти подружились… Н-да… Ну, ладно, чего уж там…

Иногда я расспрашивал его про сокамерников — что, мол, за публика? «Да разные, — отвечал он. — Террористы… Вот тут со мной людоед сидел, но он на самом деле не людоед был — просто работал кладбищенским сторожем, водил к себе баб и, по мере того, как они ему надоедали, их убивал, а мясо в банки трехлитровые закатывал и продавал. Сам, правда, не ел, так что не людоед он. Пробовал, говорит, но не понравилось, а я спросил: «А какое оно на вкус?». — «Да так, — он сказал, — сладковатое, но не объяснишь — пробовать надо!».

Два мусора сидят, причем в чинах. Один майор бывший, начальник аналитического отдела то ли района, то ли области, второй тоже… Майор этот с братом инкассаторскую машину грабанули, а инкассаторов застрелили: вот над ними охрана издевается — над мусорами бывшими. Вероятно, сержанту какому-нибудь приятно, что перед ним целый майор отжимается по команде, а так вообще-то охранники не злобствуют — достаточно мирно себя ведут…

Несколько лет назад у нас смертность была очень высокая («Падеж», — как ехидно прокомментировал в свое время мой следователь, которому я на ознакомке историю эту рассказывал). Потом тренажерный зал установили, где хоть покачаться можно — вроде бы все стабилизировалось, но вообще у половины зоны крыша уже потекла. Гнать начинают…

Кукушка слетает — не каждый ПЖ сидеть может. Все-таки это трудно…».

— От тюрьмы перейдем теперь, с вашего позволения, к личной жизни, которая покрыта у вас ореолом тайны. Правда ли, что когда вы возглавляли АО «МММ», лично проводили конкурсы красоты, а победительниц просто-напросто покупали?

— Давайте всего этого касаться не будем — не люблю я про женщин трепаться.

— Я вас тогда процитирую. «Зачем все усложнять? — пишете вы. — Подходишь, говоришь: «Я такой-то, не извращенец, ничего необычного. Давайте встречаться время от времени — плачу столько-то, а если хотите, чтобы об этом никто никогда не узнал, об этом никто никогда не узнает». Отказов не было ни единого — все же разумные люди, а женщины в особенности. Правильно, продаваться надо легко и дорого»…

— Слова мои, но комментировать их не буду.

— Вы были женаты на «Мисс Запорожье» Елене Павлюченко…

— Был…

— При каких обстоятельствах в нее вы влюбились?

— Я не хочу, не люблю говорить на личные темы — в публичном их обсуждении есть что-то противоестественное, и мне это претит.

— Из тюрьмы вас Елена ждала?

— Ситуация такая: когда угодил на нары, был уверен, что никогда отсюда не выйду, и все были в этом убеждены — следователи, адвокаты (мне просто немыслимым образом повезло). Возникает конкретный вопрос: если вы (не вас лично имею в виду) получите вдруг десятки лет, будет вас ждать жена? Реально это от человека требовать? Есть ведь, в конце концов, обычная физиология, все мы живые люди, к тому же еще неизвестно, как ты поступишь, когда на свободу выйдешь. Может, пошлешь ее…

Эта проблема возникла не у меня одного — она встает перед всеми. У тебя тяжелейшая психологическая ситуация, тебе грозит срок — по сути, твоя жизнь на кону, и это единственный близкий тебе человек, но в то же время ты должен сделать выбор: позаботиться о жене или о себе, губить ее жизнь или нет. Как себя ведут в этой ситуации большинство заключенных? Встречаются на свидании и говорят: «Дорогая, мне такой-то грозит срок. Ты свободна, делай что хочешь», но на самом-то деле для женщины это психологическая ловушка, потому что не может она ответить: «Конечно же, дорогой — на фиг ты мне вообще сдался? Всего хорошего!». Естественно, жена в слезы: «Нет, буду ждать!», то да се… Для этого все и говорится…

Такая вот ситуация, поэтому, если действительно хочешь дать ей свободу, на первый шаг должен решиться сам , что я и сделал. Просто без всякого предупреждения, будучи уверенным, что никогда оттуда не выйду, написал два заявления: о разводе и на имя начальника тюрьмы о том, что прошу больше не пускать жену на свидания. Поставил ее, иными словами, перед фактом без всяких там разговоров.

— Вы волевой человек!

— Считаю, что поступил правильно, и между прочим, один из воров, богатейший в этом смысле опыт имевший, рассказывал мне, как ведет себя в такой ситуации женщина. Она существо легкомысленное и, как правило, не понимает серьезности происходящего, поэтому первая реакция чуть ли не как у жены декабриста, но время идет, денег нет, проблемы накапливаются, ничего не улучшается. Инкубационный период у нее три-три с половиной года — за это время приходит понимание, что впереди ничего, одна беспросветность. Мало того, она начинает тебя ненавидеть, ее любовь превращается в ненависть: «Ладно, я была дура, но ты-то все понимал и меня просто использовал, чтобы я тебе передачи носила…». Для женщины ведь три-три с половиной года — срок огромный, эпоха…

— …она стареет…

— …и получается, что через несколько лет до нее доходит: она потеряла их из-за тебя.

«ВСЕ ИМЕЕТ СВОЮ ТЕМПЕРАТУРУ ПЛАВЛЕНИЯ: ЛЮБОВЬ, ВЕРНОСТЬ, ЧЕСТЬ, ДРУЖБА, НО НАСКОЛЬКО ОНА, ОКАЗЫВАЕТСЯ, НИЗКА!»

— Жизнь — штука жесткая, даже жестокая, просто обычный человек с такими вещами не сталкивается: есть просто бездны, в которые лучше не заглядывать, потому что там ничего, кроме грязи, предательства и лжи нет. Вот мы в обычном температурном режиме живем, но если чуть повысится градус, все будет уже по-другому. Все моральные ценности, понятия, которые кажутся незыблемыми, вдруг зашатаются, и выяснится, что они…

— …очень даже зыбки…

— Да. Я вообще считаю, что все имеет свою температуру плавления: любовь, верность, честь, дружба — впрочем, это очевидно, и на интуитивном уровне даже сомнений никаких не вызывает (ясно же, что, скажем, теми же пытками можно добиться от кого угодно чего угодно). Удивительно другое: насколько низка оказывается эта самая температура! Хочется все-таки верить, что нужны тысячи и миллионы градусов, что требуется нечто совершенно исключительное и немыслимое, чтобы человека сломать, чтобы самый верный твой друг тебя предал, что для этого нужны пытки и концлагеря, а не надо, оказывается, никаких пыток: один-два градуса — и все, что казалось прочным и незыблемым, вдруг потекло.

Если вдруг завтра вас, не дай Бог, «примут», послезавтра от вас отвернутся все лучшие друзья (хотя их никто не пытает). Это психологический феномен очень интересный — я видел такое неоднократно, но объяснения не знаю. Принимаю просто как факт, что все друзья детства, на которых рассчитываете, как на себя, разбегутся в первый же день, а помогать будет человек, которого вообще сейчас не замечаете. Почему так происходит? Неясно. Вот у Галича песня есть: «Знать бы загодя, кого сторониться, а кому была улыбка причастьем…», но, к сожалению, загодя это знать невозможно.

Одному моему сокамернику, руководителю школы единоборств, стал помогать ученик, на которого он и внимания не обращал, причем тот много времени тратил: носил передачи, детей его в школу водил, а все друзья… Другой сокамерник, военный, рассказывал: «Был у меня друг детства, с которым Афганистан прошли, я не раз ему жизнь спасал. Все, что от него надо было, — позвонить, поднять трубку, но когда моя жена побеспокоила его просьбой, он просто сказал: «Больше мне не звоните». Все, и это не единичный случай, не какая-то сволочь так поступила — такова, к сожалению, обычная реакция большинства.

Из книги Сергея Мавроди «Карцер — репортаж из ада. Из спецСизо 99/1».

«С женщинами тут у всех больная проблема. Не с сестрами в основном, конечно, — с женами, хотя почему только с женщинами? А с мужчинами? С друзьями? То же самое ведь: бросают сразу! Почти всегда. Исключения редки. Крайне.

Помните это, хотя бесполезно — всегда кажется, что у тебя-то иначе, вообще все иначе. И жена особая, и друзья — мало ли что «у всех», а вот у тебя!..

Как это: она — самый близкий, самый родной на свете человек — будет еще с кем-то?! Будет меня обманывать?! Предаст!?.

Будет! И с кем-то будет, и обманывать будет! И предаст! И не через пять, 10 лет, даже не через год и не через месяц, а уже завтра. Или сегодня, а скорее всего, еще вчера все произошло. А если не произошло, то потому лишь, что кандидата подходящего пока не нашлось. Аминь!

Ну а как вы сами все это себе представляете? Что она, молодая, здоровая женщина, станет 10-20 лет без мужчины обходиться? Как?! Верность верностью, мораль моралью, но есть же еще и физиология, в конце-то концов, если на то уж пошло, и во что она тогда превратится, если действительно вдруг «станет»? Это уже вообще не женщина будет! Жизнь — штука жестокая, и на проигравших ей наплевать. Горе слабым! Не проигрывай! Естественный отбор. Дарвинизм-с…Вообще же инкубационный период у женщины длится в среднем три-четыре года. Если тебе повезло, конечно, и жена у тебя… ну, верная-преверная оказалась. Преданная-распрепреданная. Как дворняжка…

Это мне вор один старый рассказывал, имевший за плечами 35 лет отсидки, четырех жен и вообще мно-о-го чего повидавший. Про инкубационный период и прочие особенности женской психологии (не вообще «женской», а именно… В этой, словом, сугубо специфической ситуации).

Сначала-то она себя сгоряча, по свойственным всем женщинам легкомыслию, этакой Жанной д’Арк воображает, чуть ли не супругой декабриста, и собирается всю жизнь оставшуюся на алтарь служения своей Великой Любви положить, но время идет — серое и тоскливое… Скучно и уныло, одиночество, беспросветность, да и материальные проблемы очень скоро начинаются неизбежно.

Годика через три она окончательно прозревает и осознает наконец, что никакие не шутки тут, не игра, что все это всерьез, и, что самое страшное, надолго, и тут вся Великая Любовь ее кончается. Разом, но, что всего ужаснее, не умирает, а перерождается — в ненависть! Она начинает тебя ненавидеть, ведь ей нужен виновный. За загубленную свою молодость, за все эти нелепо потраченные впустую годы. Ты! Она-то глупая, дура была, ничего не понимала, но ты-то все понимал — почему же!? Обманывал, манипулировал, лишь бы не ушла, не бросила — так!? А сам выйдешь — еще и молодую потом найдешь?! А меня — бросишь?! Я нужна тебе сейчас просто передачи носить да на свидания ездить?! Так!? Так!?».

…С любовницами тоже шутки плохи. Был у меня сокамерник один, ЮКОСовец (11 лет получил), так у него любовница случайно якобы с женой здесь пересеклась. Передачи они-де вместе, одновременно случайно обе принесли. Ну, вышло вот так — бывает.

«А того, дура набитая, не понимает, что все деньги-то — у жены: на нее оформлены. Перекроет крантик — и все, кранты». — «Ну, и чего собираешься делать?». — «Чего-чего? Письмо щас жене буду писать слезное: «Прости!.. Жить без тебя не могу!.. Люблю!.. Плюнь ты на эту шалаву (любовницу, в смысле. — С. М.) — врет она все!». — «А поверит?». — «Пес ее знает…».

Поверила. Или сделала вид, что поверила. Наверное, есть причина. Женщины ничего просто так ведь не делают и ничему просто так не «верят» (с другой стороны, ей же, кажется, уже под 40… Где нового ей искать? Любимого…).

— После того как написали заявление о разводе с женой, придя в себя, хоть немножко всплакнули?

— Ну, я же живой человек… (Пауза). Не плакал, конечно, но психологически очень тяжело было. (Читает).

Ты пока еще снишься,

Но теперь уже редко.

Иль на волю стремишься?

Так распахнута клетка.

Улетай, коль желаешь,

Удержать не пытаюсь.

Улетай, только, знаешь,

Я и каюсь, и маюсь

Без тебя и с тобою.

И, как спичка, ломаюсь,

И дрожащей рукою —

Сигарету из пачки!

Закурить — поскорее!

И мечты — как подачки,

Но — пиратом на рее,

Вон болтается вера

На веревке пеньковой.

Что ж! «В руке его мера».

Но, быть может, по новой?

Но, быть может, быть может,

Не дотла?! Не до края?!

Только время стреножит!

Только нет его. Рая.

— Жену вы, простите, любили?

— Не буду на этот вопрос отвечать, не хочу! Вновь повторю: терпеть не могу все эти темы. Давайте о тюрьме поговорим, об «МММ», но нюни разводить не надо: любил, забыл… Все это не для публичного обсуждения.

— Слеза, однако, скатилась?

— Без комментариев.

— Почему, если не секрет, вы сегодня один, хотя вполне могли бы какую-то женщину осчастливить?

— Потребности жениться я не испытываю, поэтому остаюсь холостяком. Знаете, Сократа один человек когда-то спросил: «Жениться мне или нет?». Мудрец ответил: «Какое бы ты ни принял решение, все равно раскаешься» — это из той же серии.

— Цитирую Сергея Пантелеевича Мавроди: «Когда все доступно, ничего не хочется. Там, на вершине, ничего нет — там вакуум, но чтобы это понять, надо туда залезть. Я вот слазил и узнал»…

— Да, там действительно вакуум.

— Вас это знание не отравило?

— Трудно сказать — вы задаете вопрос, на который я не могу ответить. Это только наблюдатель внешний может увидеть — со стороны, а человек, если он отравлен, не понимает, в чем тут нюанс. Замкнутый круг получается.

«А ДЕНЬГИ ГДЕ? ХОЧЕТСЯ В РИФМУ ОТВЕТИТЬ: В КАРАГАНДЕ!»

— Правда ли, что из средств АО «МММ» вы практически ничего на себя не тратили?

— Чистая правда — это и в обвинительном заключении было написано. Следователи ведь, когда его готовили, пытались любой негатив использовать, каждое лыко — в строку, но вменить мне растранжиривание денег вкладчиков так и не смогли. Я брал только на жизнь, причем весьма скромно: только один раз, к примеру, был в ресторане…

— …вы шутите?..

— …но мне не понравилось. Пришлось потом для всех этих вечеринок открыть свой, но я, вообще-то, не любитель всего этого.

— Неужели в роскоши пожить не хотелось? Боже, комнаты денег имели!..

— Знаете, как раньше эта квартира выглядела? Меня же прямо в ней арестовали.

— Да вы что?!

— Да, «собровцы» спускались с соседнего балкона по тросам.

— Так у вас тут, как в боевике крутом, все происходило?

— Ну как? — они три часа звонили, звонили… Тогда планировка квартиры была другая — люди, которые жили тут, пока я сидел, ремонт сделали (мне, кстати, не нравится). Был коридор и три комнаты, которые выглядели одинаково — до потолка полки с книгами и посреди каждой огромный аквариум. Из мебели только кровать, письменный стол и стул — ничего больше.

— Аскет…

— Когда эти, из уголовного розыска, пришли, они в полном шоке были и спрашивали: «А где все?».

— Слушайте, а хорошо пожить вам не хотелось? Хотя, что значит?.. Может, с книгами да с рыбками — это и есть хорошо…

— Вы сами на свой вопрос и ответили — у каждого свое представление о том, что такое «хорошо». Лично я чувствовал себя абсолютно комфортно.

— Я видел, как многие нувориши, на которых вдруг несметные богатства упали, прожигали жизнь — у вас подобных соблазнов не было?

— Понимаете, когда это происходит (в смысле, когда несметные богатства валятся), последствия напоминают какой-то грипп. Болеют им все, просто у меня он был в чрезвычайно легкой форме, со стороны практически незаметной. Я не понимаю, что значит «прожигать», — нет вообще ничего в мире…

Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

— …что можно прожечь…

— …что бы меня привлекало, чего я бы хотел и чего у меня нет, поэтому жил, как жил — мне так нравилось.

— Яхты, дома, женщины, рестораны — все мимо?

— Ну, с женщинами вопрос решаем, с яхтами и домами — тоже, естественно, в разумных пределах. Единственно, что я по-настоящему в жизни люблю, — это рыбалку: все остальное весьма относительно.

— Вам, значит, только спиннинги необходимы?

— Да, причем рыбачить предпочитаю в глухомани типа Карелии, где народу вообще никого, — больше меня ничего не привлекает. Не потому что в узде себя держу — ну такой вот я человек, так устроен.

— Вы распоряжались огромными суммами, которые не поддавались учету, поэтому переадресовываю вам вопрос из песни Высоцкого: «Где деньги, Зин?»…

— Хочется в рифму ответить (смеется). Где? В Караганде! Все в обвинительном заключении можете прочитать — там написано.

— О восьми процентах акций «Газпрома», которые оценивались тогда в 25 миллиардов долларов, мы уже говорили, однако ходят также упорные слухи, что у вас где-то потайная комната есть, в которой на черный день астрономические деньги припрятаны, но якобы воспользоваться ими пока вы не можете, — так это или нет?

— Не скажу! Не отвечу! Предположим, это было бы правдой (не утверждаю, это, заметьте, а лишь предполагаю) — думаете, вам бы признался?

— Типа, может, еще ключи от квартиры, где деньги лежат?

— Вообще-то, я слышал разные байки… Вышла вот книга «Замурованные», как его там, Ивана Миронова, что ли? Его по делу полковника Квачкова взяли, который организовал покушение на Чубайса…

— Он тоже в одной камере с вами сидел?

— Сам-то Миронов нет, но кто-то из тех, кто сидел, рассказывал ему, что у меня есть квартира, набитая долларами, — там порядка восьми миллиардов…

«Я, вообще-то, занимаюсь сейчас творчеством…»

Не понимаю, этот человек совсем глупый, у него интеллект говорящей курицы, что ли? Неужели, если бы у меня что-то было, я бы сокамерникам об этом рассказывал? Прямо не знаю — как он этого не сообразил? Есть у меня что-нибудь или нет — в любом случае такую информацию, будучи вменяемым, я никогда, никому сообщать бы не стал — это же очевидно.

«СЕЙЧАС У МЕНЯ НИЧЕГО НЕТ И БЫТЬ НЕ МОЖЕТ»

— Снова цитирую вас: «Изымать у меня нечего, и арест накладывать не на что. Гол как сокол, полная внутренняя свобода — можно ничего не бояться и не опасаться…».

— Правильно, подтверждаю.

— Мы с вами беседуем сейчас в престижном районе Москвы, но в очень скромной, я бы даже сказал, бедной, квартире…

— Сразу же уточняю: это государственная квартира — она не куплена, а досталась мне от родителей. Она даже не приватизирована, поэтому ее и не отняли.

— Это ваше единственное жилье?

— Да, причем это не моя собственность — просто я здесь прописан.

— Почему же в свое время вы его не приватизировали?

— Я прекрасно всегда понимал, в каком государстве живу, поэтому в эти игры и не играю. Если бы квартира была приватизирована, ее бы конфисковали.

— Сколько метров тут общей площади?

— Честно? Не знаю. Вот положа руку на сердце, без всякого, уж поверьте, кокетства.

— Сказать, что обстановка у вас простая, — не сказать ничего. Предельно аскетичная, спартанская…

— Вы еще остальные не видели комнаты.

— Я, если честно, в шоке: вот сидит передо мной бывший миллиардер…

С Дмитрием Гордоном. «Раз пошли на дело — Выпить захотелось, А у нас ни гривен, ни лемпир. Евро лишь да баксы — Что же это, братцы? На хрена нам этот антимир?» Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

— …ну, бывший — мало ли кто кем был…

— …в старых домашних тапочках, в не первой свежести спортивном костюме…

— …тапочки нормальные…

— …без признаков миллиардерства на лице и в жилище…

— (Смеется). Ну-ну…

— Потрясающая, признаюсь, метаморфоза…

— Знаете, Дмитрий, если бы мы встретились в 94-м году, вы бы меня увидели точно таким же, и тоже в спортивном костюме.

— Но хоть малиновый пиджак в то время у вас был?

— Насчет малинового пиджака забавную историю расскажу. В 93-м, по-моему, году я вместо Ельцина поздравлял российский народ с Новым годом.

— ???

— Тогда это было просто: покупаешь в программе «Время» время (как каламбур?) — они аукцион проводили, а Ельцину самому лень было. Ну, я и поздравил, а чисто случайно, поскольку костюм никогда не ношу, у меня красный пиджак оказался. В нем к россиянам и обратился, и после этого он  — так уже вышло — вошел в моду.

— Неужели, именно глядя на вас, «новые русские» дружно надели малиновые пиджаки?

— Ну, по крайней мере, с экрана я первый в нем выступил. Не потому, что модничал, — просто другого у меня не было.

— Продолжаю нескромные вопросы свои задавать: машина у вас какая-то есть? Хоть «Лада-Калина», что ли?

— Сейчас у меня ничего нет и быть не может- никакой собственности!

— А из квартиры выходите, по Москве как-то передвигаетесь?

— Выхожу, но, честно говоря, из-за судебных приставов, которые все у меня арестовали, ничего себе купить не могу. Впрочем, на самом деле ни малейшего дискомфорта от того, выхожу я из квартиры или не выхожу, не испытываю. Великомученика из себя строить не буду — я совершенно нормально себя чувствую, и наплевать, что здесь ничего нет. Разве, если бы тут был не этот диван, а какой-нибудь золотой, жизнь бы улучшилась?

— Вы, я смотрю, философ…

— Нет, просто что я имел в виду, говоря, что, когда все доступно, ничего не хочется? Понимаете, 90 (даже, наверное, 99!) процентов желаний у человека связано только с тем, что они, увы, неосуществимы. Хочется яхту не потому, что она так уж необходима (куда ты на ней поплывешь-то?), а потому лишь, что недоступна, а если станет доступна, выясняется, что на фиг тебе не нужна. Вот я, помню, «феррари» себе купил (вернее, мне купили). Тогда, в 94-м году, это казалось круто — ни у кого такого авто не было, ну и что же? Ты едешь куда-то, все на тебя таращатся, а в этой «феррари» такая посадка — сидишь полулежа. Это совершенно неудобно, поэтому один раз на ней прокатился и кому-то даже не отдал, а просто сказал: «Ну ее… Заберите!». Куда она делась, даже не знаю.

— Нашелся, видимо, добрый человек, забрал…

— Из охранников кто-то, наверное (смеется).

— Еще один нескромный вопрос: каково сегодня ваше финансовое положение — на что, грубо говоря, вы живете?

— На уровне элементарном, если можно это назвать так, помогают друзья, потому что никаких источников существования у меня не может быть по закону.

«ДЕНЬГИ — ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ ГРЯЗНАЯ, РЕЗАНАЯ БУМАГА, МАКУЛАТУРА»

— Вам до сих пор поступают иски от, как их именуют, «обманутых вкладчиков»?

— Да, только забывают уточнить при этом — обманутых государством. На самом деле с исками ситуация совершенно абсурдная. Вот как бы там ни было, преступник я или нет, хороший или плохой, но все свое получил, отсидел, так почему же государство принимает сейчас гражданские иски ко мне как к частному лицу — я разве как частное лицо выпускал акции, билеты? Нет, как президент фирмы, и в этом качестве, повторяю, свое получил, тем не менее гражданскими исками завалены все суды, поэтому у меня все описано…

— Сколько вы по этим искам должны?

— По-моему, миллиард.

— Долларов?

— Нет, рублей, но если бы завтра на меня, например, свалились какие-то деньги, если бы я заплатил хоть копейку, послезавтра были бы уже иски на триллион.

— Появился бы прецедент…

— Остальные не обращаются лишь потому, что понимают: это бессмысленно. И идиотов просто хватает, но сделано это все опять-таки, чтобы полностью блокировать мои попытки расплачиваться, чтобы я этой возможности был лишен. Поэтому ни акции «Газпрома» взять не могу, ни что-то еще, а должен сидеть дома. (Вздыхает). Ну что же поделаешь?..

— Акции эти, выходит, лежат пока и ждут своего часа?

— Лежат…

— В ответ на вопрос тележурналиста: «Не боитесь ли вы проклятия миллионов пострадавших от вас людей?» — вы публично предложили проклясть вас всем желающим. «Даже и не пострадавшим, — вы уточнили, — всем этим экстрасенсам, колдунам, шаманам, черным магам и иже с ними. Давайте попробуйте на мне свои силы — можете даже и моральных терзаний при этом никаких не испытывать, что невинного губите: я же сам разрешаю»…

— И сейчас могу предложить: проклинайте меня на здоровье, только смотрите: вам же хуже будет.

— Не переусердствуйте, мол?

— Просто я абсолютно не боюсь ни шаманов, ни экстрасенсов и говорю еще раз: проклинайте, пожалуйста, сколько влезет! Можете заговоры читать на болезни, на смерть, да на что угодно: все эти черные магии — бред сивой кобылы.

— Вкладчиков, которые жаждут не просто денег, а вашей крови, вы не боитесь?

— Я вообще ничего не боюсь — человек поддаваться страху не должен.

— Деньги вы тем не менее любите?

— Любите — это как? Помните, анекдот такой есть: «Вы любите помидоры?»…

— …(Вместе) «Кушать — да, а так — нет»…

— Нет, я абсолютно к деньгам равнодушен. Ну что значит любить? Они нужны для того, чтобы существовать, и не более, и если бы у меня опять появились сейчас миллиарды, ничего в моей жизни, по всей видимости, не изменилось бы. Говорю положа руку на сердце: в этой же жил бы квартире и ничего бы здесь не менял, потому что это какие-то хлопоты, а что толку? Ну, будет стоять здесь хрустальный стол…

— …и новый плазменный телевизор вместо старенького обычного…

— Я не включал этот «ящик» уже года три, поэтому мне все равно, какой он, — я не смотрю телевизор, не читаю, не слушаю радио.

— Я знаю людей, которые при виде огромной денежной массы испытывают нечто близкое к оргазму, а вот когда вы смотрели на пачки наличных от пола до потолка, какие вас чувства обуревали?

— Оргазм не испытывал, и вообще, поначалу у меня идиотская идея была. Когда деньги рекой потекли, я предложил сдуру: «Слушайте, будут же воровать — давайте-ка, пусть они у меня в квартире лежат». Короче, мне все тут пачками купюр завалили, но я быстро одумался. «Нет, — сказал, — вывезите их на фиг», — потому что грязь. Они же засаленные, пыльные…

— …дышать из-за них нечем…

— Потом всю квартиру пришлось мыть.

— Итак, деньги от пола до потолка — какие же ощущения?

— Да никаких — ну, Господи, макулатура. Деньги — это всего лишь грязная резаная бумага: какие там ощущения?

— Деньги ассоциируются у вас с властью, с успехом, с поклонением окружающих?

— Еще раз подчеркну: они для меня не более чем необходимые для существования атрибуты.

— Напротив меня сидит явный гений (я действительно так считаю), который придумал, как заработать, и сумел это сделать. Сегодня вы знаете, каким еще способом можно разбогатеть?

— Конечно, только этого не хочу. У меня проблема — не умею зарабатывать мало, а много — это всегда к катаклизму приводит.

— Иными словами, если бы не было приставов и финансовых претензий вкладчиков, вы опять стали бы миллиардером?

— Если бы захотел, и со всеми приставами легко мог бы, просто мне это не интересно — говорю, не кокетничая. Думаете, это так увлекательно — зарабатывать? Совершенно скучное, унылое даже занятие. Это увлекает на начальном этапе, в первый раз…

— …как процесс…

— …когда ты пытаешься себе доказать, что способен, но когда две попытки уже были и обе удачные, это становится рутиной, съедающей время. Как ни крути, все равно, хоть ты и дома сидишь, надо с кем-то общаться.

«У НАС АКУЛОЙ НАЗНАЧИЛИ КИЛЬКУ»

— Не обижайтесь, но я не верю, что такие светлые мозги не нуждаются в регулярной тренировке — ну хотя бы разминке. Вы еще что-то придумаете…

— …ничего не обещаю…

— …или хороните себя заранее?

— Я, вообще-то, занимаюсь сейчас творчеством — фильм снимаю, и мне эта жизнь нравится.

— Следовательно, от проектов финансовых далеки?

— Да — говорю вам как на духу. Если жизнь не заставит, если не дойдет до того, что начну с голоду подыхать, заниматься этим не буду.

— В то же время, когда вы создали АО «МММ», в России появились очень богатые люди, которых зовут олигархами. Как вы относитесь к владельцам многомиллиардных состояний, нажитых преимущественно за счет государственных недр?

— Крайне негативно — они (подчеркну: не олигархи как таковые, а российские олигархи!), на мой взгляд, вредны. Вот был начальный, дикий период накопления капитала — как все должно было происходить? Бросили кусок мяса, акулы налетели, между собой передрались, и победил сильнейший, а у нас не было никакой схватки, поэтому акулой назначили кильку, и это совершенно ужасающая ситуация, потому что те, кто наверху оказались, ни на что не годны, они нулевые.

— О ком речь, уточните? Кого акулой назначили?

— Селедок, вообще-то, — вот в чем весь ужас. Не в том, что это аморально, а в том, что губительно для страны, потому как ее богатствами управляют совершенно никчемные люди. Там, наверху, должны быть сильнейшие, и неважно, кто именно, — пусть даже преступники. Вынесенные на гребень, они изменят свое отношение к закону: когда человек попадает во власть (это мое мнение), минус легко меняется на плюс и плюс на минус — вот только ноль не меняется ни на что.

Сила и масштаб личности определяются размахом деяний, победителя назначить нельзя, как нельзя назначить вожаком стаи волка, потому что погибнут все — и сам волк, и стая. У нас их назначили, и ресурсы страны заграбастали в результате ничтожества. Любого олигарха бери, меняй на другого — уж лучше бы на их месте оказались преступники, но сильные: для России это было бы намного полезнее.

— Деньги олигархов принадлежат им или те лишь фасад, а настоящие хозяева — большие чиновники?

— Естественно, второе — разве в нашей стране столь баснословные личные капиталы возможны? Тем более в ситуации, когда все понимают, что любого можно посадить, пустить по миру… Некоторые изображают ни от кого не зависимых, крутых, но тогда объясни, почему все зависимые, а ты — нет: за тобой что, инопланетяне стоят? Почему вот тебя никто не трогает? Это же бред, детский сад — разумеется, все было просто поделено. Если бы выжило АО «МММ», развитие России пошло бы по другому пути — олигархов тогда же не было. Вот как раз после того, как меня посадили, все и началось.

— Каково, на ваш взгляд, состояние российской экономики сегодня?

— Банановая республика, и я вообще не понимаю, о какой экономике речь. Урожай бананов собрали — танцуем, неурожай — рыдаем. «Солярис» читали?

— Конечно…

— Там было поле, создававшее монстров нейтринных. Здесь, в нефтяном поле, тоже можно имитировать экономику, но все это нежить — вы понимаете?

— В России, по-вашему, когда-нибудь навести порядок возможно? Чисто теоретически…

— Каленым железом, потому что процесс гниения явно пошел. В зависимости от температуры он может быстрее идти или медленнее, но не остановится, то есть и каленое железо, похоже, уже опоздало. Гангрена!

— Некоторые факты вашей биографии показались мне столь же неизбитыми, как и ваши рассуждения. Говорят, например, что у вас дома нет ни одной вашей фотокарточки, включая детские…

— Да, это правда. Ни одной.

— Почему?

— Это абсолютно мне безразлично. Для меня прошлого не существует: что в нем интересного? Было и было. Вперед!

— По слухам, вы спите два раза в сутки по четыре часа…

— Вот из-за вас свой режим нарушил, а обычно сплю утром с шести до 10-ти и вечером тоже с шести до 10-ти.

— Ясно, а ночью чем занимаетесь?

— Творчеством — книги пишу.

— Вы действительно не курите и совершенно не пьете?

— Да, и хотя раньше пил, сейчас перестал.

— До потери пульса набраться могли?

— В институте, вообще-то, не употреблял совсем. Потом, когда попал по распределению в НИИ, там пришлось — причем все, вплоть до технического спирта (от коллектива-то отрываться нельзя), и позже, когда уже «МММ» было, расслабиться себе позволял. Покончил с этим без явных причин — просто все надоело, к тому же у меня тяжелейшее совершенно похмелье — мучишься несколько суток.

— Вы сказали, что ничего не читаете, не слушаете и не смотрите — это не бравада?

— Нет, правда — я, видно, в свое время переусердствовал. Читать надо тоже в меру — в книжного червя превращаться вредно.

— Неужели все книги, которыми заставлены ваши комнаты, вы прочитали?

— Нет, это невозможно — есть же средняя скорость чтения, но одолел много.

«ЕСЛИ БЫ ЗАВТРА У МЕНЯ ОПЯТЬ ПОЯВИЛИСЬ БЫ МИЛЛИАРДЫ, МОЯ ЖИЗНЬ НЕ ИЗМЕНИЛАСЬ БЫ НИ НА ЙОТУ»

— Вы признались сегодня, что в ресторане были лишь однажды…

— Так и есть.

— Не хотите куда-нибудь снова сходить — а вдруг измените мнение?

— Да был я уже, и мне не понравилось.

— Может, ресторан просто выбрали неудачный?

— Да нет, насколько я помню, хороший. Поймите: мне ничего не хочется — в том смысле, что все, чего я хочу, у меня есть. Если бы завтра у меня опять появились бы миллиарды, моя жизнь не изменилась бы ни на йоту: я ходил бы в тех же тренировочных штанах (так же, кстати, как и в 94-м, потому что мне в них удобно), у меня бы та же была обстановка, и вел бы я тот же образ жизни. Решительно ничего бы не стало другим — только добавилась бы куча проблем.

— Смотрю на ваши штаны тренировочные… Неужели однажды, когда вы все-таки сподобились  пойти в Кремль, отправились туда в спортивном костюме?

— Да, а чего стесняться?

— На полном серьезе?

— Конечно, без всяких шуток.

— С кем же в таком прикиде встречались?

— Да ладно (отмахивается), не надо.

— Большой хоть был человек?

— Помощник Ельцина.

— Увидев легендарного Мавроди в таком виде, пальцем у виска он не покрутил?

— Наоборот, все сбежались на меня посмотреть. Они это восприняли как само собой разумеющееся — наверное, удивились бы, если бы я явился в обычном костюме. Гений и должен в спортивном быть (смеется).

— С Ельциным вы общались когда-нибудь?

— Нет, никогда. Знаете, кстати, что стало последней каплей, переполнившей чашу терпения властей? Меня пригласили на расширенное заседание правительства, посвященное «МММ» (они постоянно тогда происходили), а я не явился.

— Если не секрет, почему?

— Ну а о чем с ними разговаривать? На самом деле, это не какие-то там понты, а холодный трезвый расчет — совершенно очевидно, что ни до чего бы мы не договорились. От меня бы потребовали закрыть «МММ», попытались бы советы какие-то давать идиотские — просто до этого у меня с властями, с государством абстрактным была война, а после того заседания я получил конкретных врагов в лице Черномырдина, того, этого, а все они очень обидчивые — они же великие! В результате возникла уже личная неприязнь, а это гораздо опаснее, поэтому я решил, что незачем.

— Не многим, уверен, известно, что в свое время вы предотвратили арест первого Президента независимой Украины Леонида Макаровича Кравчука — как это получилось?

— Это был год, когда распад Союза случился…

— …1991-й…

— …да, и у меня уже процветающая структура была. Я был преуспевающим бизнесменом…

— …в спортивном костюме…

— Ну, а чего? Не те масштабы, конечно, что в «МММ», но денег имел много, то есть абсолютно ни в чем не нуждался, в полном был шоколаде. Меня уже охраняли ребята из действующей группы «Альфа», и в один прекрасный вечер, когда они собирались уже уходить, а я предвкушал субботу: телки, баня, развлечения, — случайно услышал, как альфовцы между собой разговаривают: завтра, мол, приезжают эти уроды и их арестовывают. Еще и добавили, что сегодня на даче у Горбачева дежурили, общались с его личной охраной, и те подтвердили, что решение уже принято, что бронетехника на подходе. Я спросил: «Какие уроды?». — «Да эти, — сказали, — Кравчук с Шушкевичем».

— И Ельцин тоже?

— Нет-нет, о нем речь не шла. Представьте теперь ситуацию, когда ты — единственный обладатель информации, а я тогда был демократом, все это поддерживал… Можно было, конечно, ничего не предпринимать — никто об этом и не узнал бы, не укорил бы (они же не мне это сообщили, а между собой разговаривали)… Узнал и узнал, но сам-то уже не забудешь, что просто испугался, струсил. Считал, что должен вмешаться, иначе это уже буду не я, а тогда, между прочим, был еще КГБ.

Хотя уже наступила ночь, я взял машину и по западным посольствам поехал. В каждое заходил, предъявлял паспорт, потому что иначе разговаривать бы со мной не стали, и просил охрану (естественно, это кагэбэшники были) вызвать дежурного. Вызывали, я опять предъявлял сразу паспорт и говорил: «Я такой-то, у меня такая-то информация из такого-то источника».

— И называли источник?

— Говорил: «Это мои охранники» — и просил: «Может, тревога ложная, но проверьте». Так ездил всю ночь… Этот шаг был серьезный, по сути, самоубийственный, тем не менее на следующий день Кравчук с Шушкевичем не приехали. Почему, не знаю — я просто излагаю факты. Помните, как у Галича:

И все так же, не проще,
Век наш пробует нас —
Можешь выйти на площадь,
Смеешь выйти на площадь
В тот назначенный час?

Бывают, согласитесь, моменты, когда перед тобой все эти вопросы встают, и когда кажется, что понятия «честь», «долг» и «гражданственность» — не чепуха…

«МЕСЯЦ Я ПРОЖИЛ С ДИАГНОЗОМ «РАК ПЕЧЕНИ»

— Корнями ваша родословная в Украину уходит?

— Да — отец мой наполовину украинец, наполовину мариупольский грек. Он из села Старомлиновка, насколько я помню, под Донецком, так что к Украине отношение я имею прямое. По крайней мере, в паспорте у меня было написано «украинец», а в переводе с греческого Мавроди означает черный, темный.

— Чем, позвольте теперь поинтересоваться, вы насолили церкви, почему она предала вас анафеме?

— Это адвентисты седьмого дня отличились, а мотивировка была занимательная: человек, мол, сам сделать такого не мог, и значит, он помогал дьяволу» (смеется).

— Вопрос невеселый: я знаю, что в свое время вам онкологический диагноз поставили…

— Да, был такой эпизод… До этого я никогда у медиков не проверялся вообще, а тут затащили и вердикт вынесли: «Рак печени». Ну, а у меня, между прочим, родители от онкологии умерли: мать — от рака легких, отец — от рака печени, и происходило у них все по одной схеме: абсолютно здоровый человек идет обследоваться, ему ставят диагноз, он на глазах начинает таять и через полгода умирает. Такое впечатление, будто там его заражали — какая-то мистика, ведь до того, как поставили страшный диагноз, он был абсолютно здоров.

Ну и вот у меня — полное повторение, то есть, услышав диагноз, я не сомневался, что так и есть, потому что уже знал: то, что  себя ощущаешь здоровым, ничего ровным счетом не значит.

…Об этом я никому не сказал (зачем своими проблемами кого-то грузить?), и никто из окружающих по моему поведению ничего не заметил — я не стал ни более нервным, ни замкнутым. Это все сказки в фильмах показывают, что больной чего-то там начинает, — лишь от тебя все зависит.

Я спросил: «Сколько мне жить-то осталось? Мне же надо в порядок дела привести». — «С полгода», — ответили: ну точно как у родителей. Я, помню, подумал, что еще месяца три в удовольствие поживу, а потом уже что-то надо решать. Каким образом? Самоубийством, естественно, — чего в недомолвки играть?

— И вы решились бы на самоубийство?

— Ну разумеется, как нормальный человек с совершенно здоровой психикой я не хотел на это идти, просто поставлен был в ситуацию, когда понимаешь: дальше будет лишь хуже. Спустя три-четыре месяца начинаются уже боли, то есть ты все равно умрешь, но в страшных муках и полностью себя потеряв как личность, поэтому что делать, решай. Если хочешь еще два месяца промучиться, пожалуйста, страдай — выбор за тобой. Жизнь, повторяю, штука жестокая…

— Чем же все это закончилось?

— Повторное обследование все подтвердило, а через месяц выяснилось, что это ошибка, вызванная какой-то особенностью моего организма. Месяц, короче, я прожил с диагнозом «рак печени», а жив остался, потому что был нужен судьбе для великих дел. Я тогда еще «МММ» не создал и заболеть каким-то раком не мог.

В тюрьме я когда-то стихи написал — они и об этом тоже. (Читает).

Жизнь, конечно, не мед
В этой скорбной юдоли.
И отчаянья лед,
И порою от боли
Хочешь — криком кричи,
Хочешь — вой и катайся,
Хочешь — просто молчи,
Суетою пытайся
Позабыть! Заглушить!
Хоть на час! На мгновенье!
Доползти! Доскулить!
До того Воскресенья,
Когда ада врата,
Словно Лазарь — из гроба!
И — небес широта,
И — несмелая проба
Новой жизни — на вкус
И на ощупь — рукою.
И — надежды искус,
И с какой-то тоскою
Вспоминаешь свой путь
И венец свой терновый.
И — заснуть бы, заснуть!
А проснувшись, лишь новый,
Тот отрезок — где жить!
Где — без счету намерить!
И страдать, и любить,
Но, увы, не поверить
В чудеса и в любовь —
Просто сил не хватает.
Только боль! Только кровь!
И колышется, тает
Зыбким маревом, дымкой,
Миражом над песками…
И с печальной улыбкой
Наблюдаешь: листками
Осыпается вера —
Только сучья нагие.
И — «в руке его мера».
Ну, а те, а другие?
То ли два, то ли три:
Что «на рыжем», «на бледном»
И «на белом»: смотри!
Тот, что в марше победном
По несчастной земле,
По морям и по сушам,
По смоле и золе,
По сердцам и по душам.
И тогда-то! Тогда!
И в аду нет спасенья!
И — беда, как вода!
И — vivat, Воскресенье!

«ВСЕ МОИ БАБОЧКИ ПАЛИ ВО ВРЕМЯ ОБЫСКОВ»

— Помимо книг, вы коллекционировали насекомых…

— Да, бабочек собирал…

— И где же они?

— Пропали.

— Улетели?

— Это как в фильме «Свадьба в Малиновке»: «Вы напоминаете мою любимую, мою чернявую, мою безотказную гаубицу». — «А где она, ваша любимая, ваша чернявая?». — «Погибла в неравном бою». Пали во время обысков. Ну и слава Богу — все равно бы коллекцию изъяли приставы. Хранили бы где-нибудь в гараже, сваленной в кучу.

— В ноябре в широкий прокат вышел художественный фильм «ПираМММида», где роль Сергея Мавроди (в кино это Сергей Мамонтов) играет Алексей Серебряков. Создателей этой картины вы консультировали?

— Она была создана по моей повести «ПираМММида», потом я написал сценарий, но когда за дело взялись профессионалы с целью внести туда драйв, экшн, он превратился в какую-то белиберду. Это просто сказка, сочиненная сценаристами, которые всю жизнь просидели на кухне и больше трех рублей в руках не держали, о том, как они представляли себе «МММ», поэтому я не знаю, зачем эта лента сделана и к чему. Ни малейшего отношения к реальности она не имеет, но сейчас я снимаю свой собственный фильм.

— Вы видели, как Серебряков вас играет?

— Как актер он мне нравится, а как он меня играет, я не смотрел. Видел только трейлер, но был, мягко говоря, не в восторге — еще и заикание это дурацкое: зачем оно нужно? Я вообще всех этих киношных ухваток не понимаю, но пару слов о кинематографе все же скажу. Они вот профессионалы, а я типа любитель, поэтому им виднее, что такое драйв, экшн… Возможно, но это все было бы хорошо, если бы наш кинематограф процветал, если бы фильмы были глупыми, но суперуспешными — вот как на Западе голливудские. При всей своей дебильности они зарабатывают деньги, поэтому тут вопрос: дурацкие или не дурацкие? — неправомочен вообще. Он стоит так: прибыльно или неприбыльно? Это бизнес, значит, дурацкие фильмы публике нужны, и все было бы ясно, но у нас-то они с треском проваливаются. Понятно же, что эти рецепты не работают…

— …на этом поле…

— Да, и следовательно, надо искать другие, но нет, тупо их повторяют… Как сделали этот фильм? Взяли гламурных кис, бандитов, олигархов, продажных чиновников — все это высыпали в одно помойное ведро, смешали, и получилось 10 в одном:  вот что такое, на мой взгляд, эта картина.

— Гламурных кис — хорошо как сказали… Вы стихи до сих пор пишете?

— Писал, но сейчас этим не занимаюсь.

— Можете напоследок еще прочитать?

— Конечно, только откашляюсь. Стихотворение называется «Ангел». (Читает).

Ветерок прошелестел —
Ангел светлый прилетел.
За плечом моим стоит —
И молчит.
Ну, скажи хоть что-нибудь!
Посоветуй отдохнуть,
Да удачи нагадай —
Пожелай!
Как устал я, ангел мой,
От дороги от земной,
От трудов и от забот,
От невзгод.
Грешен я!.. А впрочем, что ж!
Ничего уж не вернешь.
Возвращайся лучше в рай —
И прощай.
Ветерок прошелестел,
Ангел темный прилетел.
За другим плечом стоит —
И молчит.

— Я знаю, что также вы сочиняете песни…

— Сочинял. На музыку классиков — Баха, Бетховена, Брамса и Моцарта.

— И сами поете?

— Да, но это лучше компьютер послушать.

— Ну и совсем напоследок, чтобы завершить портрет Сергея Мавроди на лирической ноте, я бы попросил вас что-то акапелльно исполнить — чтобы не жирная точка была, а восклицательный знак…

— Давайте я вам спою песню, которую сейчас написал для фильма. Видите, кстати, балалайка стоит? По сценарию, который я сделал сам, герой все время на ней бренькает и по ходу песни собственного сочинения поет. Я, правда, на балалайке играть не умею.

…Позволю себе отступление — расскажу в двух словах сюжет этой картины. Называется она «Антимир» — в результате того, что включают коллайдер, начинаются катаклизмы и герой попадает в антимир, в анти-Россию. Представьте себе, что я бы написал такой сценарий про анти-Украину: анти-Янукович, анти-Тимошенко, анти-депутаты, у них анти-неприкосновенность и им, наоборот, пятикратные сроки дают. Массу интересных тем можно развить: вот здесь у нас евро и баксы, а там, в антимире, главная страна не США, а Гондурас, поэтому у них две основные валюты: лемпиры и (простите уж, не знал я, что вы приедете, поэтому без всяких обид) гривны, и герой исполняет песню на мотив «Мурки». (Поет):

Раз пошли на дело —
Выпить захотелось,
А у нас ни гривен, ни лемпир.
Евро лишь да баксы —
Что же это, братцы?
На хрена нам этот антимир?