Сын Люцифера — День 42, Тюрьма — 2

И настал сорок второй день.

И сказал Люцифер:
– Современные люди подобны оранжерейным растениям. Они могут существовать только в искусственном климате современного общества. Что делается там, за стеклом теплицы, они себе даже не представляют. И стоит тонкому стеклу лопнуть или хотя бы треснуть…

ТЮРЬМА — 2.

«Perspicuitas enim argumentatione elevator».
(«Очевидность умаляется доказательствами» — лат.)
Цицерон. О природе богов.

«ПОХУДЕНИЕ!!! 10 кг за 10 дней! Без всяких диет! Результат гарантирован!»

Позвонить, что ли? – Снегирев задумчиво почесал нос и рассеянно похлопал себя по животу. Точнее, по пузу. – Н-да…Что-то я последнее время… Ужас просто! Свинья свиньей. Скоро хрюкать начну, – он с отвращением посмотрел на своё чудовищное брюхо. – Баба прямо беременная, а не мужик! Вообще, надо что-то делать. Ну, куда это годится? Шнурки уже завязать не могу!.. Когда я член-то свой последний раз видел? Глазами, а не в зеркале, в натуре, так сказать? А натюрель. Год назад? Или два?.. «Прощай, член!» Конечно, все мы эту грустную песню рано или поздно поем, но не в тридцать же пять лет! Кошмар! Так разожраться! Распустить себя! А какой я в институте был тоненький и подтянутый!.. Стройненький как… как… кипарис.

Да, «кипарис»!.. – Снегирев, кряхтя, поднялся и пошел на кухню. – Черт! Жрать хочется, сил нет!.. Недавно ведь ел! Ладно, один бутербродик ничего не изменит… С ветчиной… И со сладким чаем… Ну, и рулет уж заодно надо доесть. А то испортится. Неделю уж лежит… Гм! Вкусный рулет… А, черт! Опять обожрался как свинья! И все ведь калорийное! Рулет, бутерброд этот проклятый… На хуй я ел!? Фу-у!.. Надо полежать пойти…Что-то меня совсем разморило… Аж в сон кидает!..


С животом своим Снегирев последний год боролся неуклонно и постоянно. Истово! И чего он только ни делал, чего ни предпринимал, чего ни перепробовал!.. Диеты, голодания, пояса какие-то электрические, иглоукалывание… Ничего не помогало!! Живот знай рос себе да рос, как на дрожжах. Как будто все это его совершенно не касалось. Все эти, блядь, диеты! «Кушайте только травку!» Я им что, ослик?

А советы эти дурацкие!? «Не ешьте вечером! После семи часов». Ага!… «Не ешьте!» Снегирев как-то попробовал. 7 – не ем, 8 – не ем! 9! – не ем!! 10!!! … Наконец в 11 не выдерживаешь и перед самым сном так, на ночь глядя, нажираешься!… Что всю ночь потом пыхтишь и заснуть потом не можешь. «Не ешьте», блин!… Да пошли вы все со своими советами!!!

Ну, чего, позвонить, что ль?.. – Снегирев опять сомнением посмотрел на обведенное им накануне объявление. – Шарлатаны же ведь наверняка какие-нибудь очередные! Знаю же я уже все это!.. А с другой стороны, чего и не позвонить? Что я теряю? Надо же все-таки хоть чего-то в конце концов делать!? Целых 10 килограмм всего за 10 дней! А вдруг!?


– Совершено новая и уникальная методика! – представитель фирмы так лучезарно сиял и улыбался и говорил так уверенно, напористо и убедительно, что не поверить ему было, казалось, попросту невозможно! Снегирев, тем не менее, не верил. Ни единому слову! Слишком уж много он за этот год таких вот уверенных и напористых речей понаслушался. И таких вот жизнерадостных жуликов и веселых проходимцев понавидался. Иглоукалывателей, блядь, мать их за ногу!…

Он невольно поежился и машинально потер себе правое бедро. Ранки так до сих пор до конца и не зажили. Хотя два с лишним месяца уже прошло. Сволочи!!!

– 10 килограмм за 10 дней Вы потеряете гарантированно! Без всяких там диет!

(Снегирев скептически ухмыльнулся про себя. Ну-ну!.. Слышали!.. Знаем!.. Короче, Склифосовский! Ближе к телу! Зря я, чувствую, сюда приперся… Очередной жулик. Слишком уж рожа у него канальская! Да и поет слишком уж сладко…)

– Итак, в чем же состоит наш метод? – представитель фирмы сделал эффектную паузу и замолчал, хитро поглядывая на Снегирева (Ну, и в чем же состоит ваш метод? – злобно подумал тот. – Говори, болтунище ты необузданный!)

– Вы не поверите!… – мужчина сделал огромные глаза и с таинственным видом покачал головой.

– Поверю! – хмуро бросил Снегирев.

– Что? – представитель фирмы на секунду смешался, но тут же быстро оправился. – Так вот!… – новая пауза. (Снегирев заскрежетал зубами.) – Так вот… Вы никогда не сидели в тюрьме?

– Где-е?!… – даже опешил слегка Снегирев, таращась в изумлении на своего собеседника. Такого вопроса он, признаться, не ожидал! – Нет, бог миловал…

– Ну, может знакомые у Вас сидели? – голосом киношного провокатора вкрадчиво поинтересовался его визави, крайне довольный, по всей видимости, произведенным эффектом.

– Н-нет… – неуверенно пробормотал Снегирев, быстро перебирая в уме всех своих знакомых, близких и дальних. Он все еще не мог понять, куда это его собеседник клонит и как это, собственно, может быть связано с похудением? Разговор приобретал какое-то совершенно неожиданное и интригующее направление.

– Так вот! – представитель фирмы удовлетворенно откинулся в кресле, постукивая пальцами по столу. – Тогда то, что я Вам сейчас сообщу, будет для Вас, вероятно, совершеннейшей новостью, – он еще немного помедлил, явно давал своему клиенту возможность созреть. –

Практически все без исключения люди, попадающие в тюрьму – особенно впервые! – теряют в первые две недели своего пребывания там в среднем 10-15 килограмм!… Да-да! – кивнул он, заметив недоверчивый взгляд Снегирева. – Именно так! Причем с питанием это никак не связано. Питаться как раз Вы можете как угодно. Чисто на нервной почве! – он испытующе посмотрел на внимательно слушающего его Снегирева. – Это абсолютно достоверно установленный факт. Причем общеизвестный. Даже странно, что Вы об этом ничего не слышали. Хотя, Вы говорите, у Вас знакомых таких никогда не было… – представитель сокрушенно вздохнул и скорбно покивал головой, будто сожалея горько о том, что ни сам Снегирев, ни кто-либо из его хороших знакомых не сидел никогда в тюрьме и не может, увы! таким образом, на собственном богатом тюремном опыте подтвердить несомненную правоту его, представителя, слов. – В общем, уж поверьте мне на слово! Худеют все! 10-15 килограмм – это минимум!

– А потом? – все еще недоверчиво спросил Снегирев.

– Что «потом»? – не понял представитель фирмы.

– Потом, наверное, также быстро опять набирают? – хмыкнул искушенный в этих делах Снегирев.

– Ничего подобного! – энергично замотал головой его собеседник. – Ничего подобного! Ничего никто не набирает! Так все на этом уровне обычно и стабилизируется.

– Ну, хорошо! – Снегирев задумчиво покусал нижнюю губу. – Допустим. Хотя, конечно… Но – допустим! Ну и что? Что с того? Я-то тут причем? Или Вы мне что, в тюрьму, что ли, сесть предлагаете? – нервно хохотнул он. – Специально, чтобы похудеть?

– Именно!!.. Именно! – представитель фирмы смотрел таким ясным, чистым и открытым взглядом, что Снегирев даже растерялся. – А почему бы и нет?! Ну, не по-настоящему, конечно!.. Не всерьез… – мужчина успокаивающе поднял вверх обе руки, видя, что Снегирев порывается что-то сказать. – Просто, чтобы похудеть. Наша фирма заключила договор с одной из тюрем, так что все будет очень естественно. Настоящая камера, настоящие зеки – ну, соответствующим образом подобранные, конечно, так что никаких проблем у Вас с ними не возникнет, это мы гарантируем!.. Но в остальном – полный антураж. Нары, параша… Ну, в общем, настоящая камера! Впечатлений получите массу! – представитель жизнерадостно заржал. – Будет потом, что вспомнить! Да и вообще, настоящий мужчина должен хоть раз побывать в тюрьме!.. Ну, и похудеете заодно. 10 килограмм я Вам гарантирую! А то и все 15. Ну, как? Согласны? Интересное предложение!?.. А? А я Вам что говорил!? Наше ноу-хау!

– И сколько это будет стоить? – криво усмехнувшись, медленно, с расстановкой поинтересовался Снегирев. – Это ваше ноу-хау?..

Второй только день!.. – с тоской думал Снегирев, ворочаясь на узкой и жесткой железной кровати. «Шконке», по-местному, по-тюремному, как он уже успел выяснить. – Это же сколько еще?.. Целых восемь дней! Даже восемь с половиной! Да я здесь с тоски подохну! На хуй я во всё это ввязался?! Во весь этот бред! В это, блядь, «ноу-хау».

То, что это бред, Снегирев понял почти сразу, в первый же день. Причем полный! Полный бред!! Полнейший! Одно дело всерьез сидеть, когда не знаешь, что с тобой завтра будет, и срок тебе реальный светит, лагерь и прочее – и совсем другое, в игры эти играть. Идиотские. С бездарными актерами, к тому же. С супервежливыми охранниками, не знающими очевидно, как себя в этой ситуации вести, и со специально подобранными заключенными – какими-то древними, замшелыми дедами, тихими и безобидными. Дуют себе целыми днями свой чай – и ничего им больше и не надо. Или телевизор смотрят. Караул!

Да у меня тут крыша с ними за эти десять дней поедет! – Снегирев раздраженно стукнул кулаком по шконке. – Тюрьма, блядь!.. Да не тюрьма это, а дом престарелых какой-то! А посещение туалета?! Звуки все эти из-за шторки? Кряхтенье и сопенье? Это вообще отдельная песня! Или он здесь по-другому как-то называется… Не туалет… «Дольняк». Ну, не важно! Дольняк, не дольняк – заебали меня уже все эти дольняки!! И вообще вся эта «тюрьма»! Домой хочу! – он дернулся и пребольно ударился коленом о стену.

К тому же бессмысленно все это! – все еще шипя, продолжал злобно думать Снегирев. – Хуй я здесь похудею! Я же знаю, что все это не всерьез. Какая у меня может быть «нервная почва»? Еще потолстею только, чего доброго, еще больше! Без движения. Лежишь тут круглые сутки напролет… Делать абсолютно нечего, – он снова завертелся на проклятой шконке, пытаясь принять хоть сколько-нибудь удобное положение. – Полежишь, полежишь, потом думаешь: а не поесть ли? И так целый день. Благо, жратвы – навалом. Полный холодильник. Чего хошь! Хошь тебе пирожные, хошь морожные!.. Деды на меня эти вообще как на какого-то бога смотрят. С небес им ниспосланного. Чуть ли не молятся. Да и охранники тоже косятся. Они и сами-то, небось, этого никогда не видели. Только на витрине супермаркета, разве что. Какая у них там зарплата!..

И мне еще тут какую-то баланду с понтом подают! «Обед»!.. «Обедать будете?» Тьфу, комедия! Сваливать, короче, надо. Время только здесь терять. Черт с ними, и с деньгами, пусть пропадают! Скажу, чтоб забирали меня отсюда. На хуй! Хорошего – понемножку!


Дверь камеры с лязгом распахнулась. «Проверка!» Снегирев с неохотой вылез из-под одеяла и, зевая, сел на шконке.

Заебало уже все это! Остопиздело! Игры эти тюремные. Где этот болван-представитель?! Сказал же вчера охранникам, чтобы срочно его вызвали! Чтобы передали: «насчет договора». Десять раз повторил! Ну, и где же он? Твою мать! Везде бардак! Лишний день, что ли, здесь теперь торчать придется? На шконке валяться. Чай с дедами пить.

– А тебе что, особое приглашение!?

Снегирев с удивлением поднял глаза. Рослый незнакомый охранник буквально нависал над ним, излучая злобу и раздражение. Деды, оказывается, уже как-то незаметно выскользнули из камеры. Испарились. Остался он один. И охранники. Все незнакомые, злые, агрессивные. Расхлюстанные какие-то. Снегиреву показалось даже, что они пьяные. По всей видимости, новая смена. И все они злобно глазели сейчас на него. Он их всех задерживал.

Снегирев почувствовал невольную робость.

Их что, не предупредили? – беспомощно подумал он.

– Ну, чего расселся!? Тебе говорят! – охранник грубо схватил его за плечо. Пальцы у охранника были железные.

– Как Вы смеете! – фальцетом закричал перепуганный Снегирев, дёргая плечом и пытаясь освободиться. – Вы с ума сошли! Я не заключенный! Я здесь по договору! С фирмой!.. С фирмой!.. – от волнения он никак не мог вспомнить название фирмы.

Охранники переглянулись.

– А-а!.. по договору!.. – зловеще протянул один, вероятно, старший. – Так это ты тот боров, который у нас худеет? – он рывком распахнул холодильник и заглянул внутрь. – Поня-ятно… Курорт себе здесь устроил!?.. Санаторий?.. Мы тут за гроши горбатимся, а ты, значит, жируешь?! Хозяин жизни!? Икру жрешь? Баб наших ебешь? («Каких баб!?» – пискнул совершенно ошалевший Снегирев.) Для людей тюрьма, а для тебя игра? Думаешь, за деньги все купить можно!? Похудение, значит?.. Ладно, ты у меня похудеешь!.. Я тебе устрою похудение!

Охранники опять переглянулись.

– Одевайтесь и выходите из камеры! – официальным тоном приказал Снегиреву старший.

То, что охранник вдруг стал обращаться к нему на «Вы», почему-то испугало Снегирева еще больше. Он торопливо вскочил и стал суетливо одеваться, застегивая рубашку и всё никак не в силах попасть руками в рукава и справиться с непослушными пуговицами. Пальцы тряслись.

Охранники молча за ним наблюдали. Не торопили больше, ничего не говорили. Просто стояли и смотрели.

Наконец с рубашкой кое-как было покончено. Снегирев, заправляя ее на ходу в штаны, чуть ли не бегом выскочил из камеры. Деды безучастно стояли в коридоре, уставясь лицом в стену и держа руки за спиной. Им, похоже, было вообще все до лампочки. Сказали стоять – они и стоят. Час, два… – сколько надо. Какая разница? «Ты что, спешишь куда-нибудь?» – обычная тюремная присказка, которую Снегирев здесь уже неоднократно слышал. Стандартный ответ на все вопросы. Типа, «долго еще?» – «А ты торопишься?»

Снегирев под холодным взглядом охранника тоже встал, как все. Лицом к стене, руки за спину! Предыдущие дни он в таких ситуациях, на всяких там проверках, попросту ломался да дурака валял, всякие нарочито-небрежные позы у стеночки принимал, но теперь ему было не до поз. Он чувствовал липкий, накатывающийся страх. Игры кончились! Что-то пошло не по сценарию.

– Проходим! – охранник махнул дубинкой куда-то вглубь коридора. Деды равнодушно поплелись в указанную сторону. Снегирев понуро побрел вслед за ними.

– Куда нас ведут? – тщетно пытался унять он стремительно нарастающую нервную дрожь. Ему становилось жутко. Что-то явно происходило.

Охранник распахнул дверь. Снегирев вместе с дедами гуськом зашли в какое-то маленькое пустое помещение. Дверь захлопнулась. Деды сразу же задымили свои «Примы».

Снегирев закашлялся. В горле у него запершило.

Черт бы все это побрал! – задыхаясь, думал он. – Что все это значит?! Где эта блядская фирма!!?? Где эти идиоты!!!???

– Где мы? – кашляя, спросил он.

– На сборке, – не поворачивая головы, меланхолически пояснил один из дедов.

– А чего нас сюда завели?

– Шмон, наверное.

– Какой еще шмон? – у Снегирева и глаза теперь слезились. Камера была совсем маленькая. Ядовитый табачный дым от «Примы» стоял столбом. Просто душегубка какая-то! Газовая камера!

– Ну, обыск, – дед скосил на Снегирева глаза. – В камере.

– Понятно, – пробормотал Снегирев и замолчал.

Хотя «понятно» ему ничего не было. Как раз наоборот! Все было совершенно непонятно. Какой еще обыск?! Или как там его?.. шмон?.. Чего у них искать? Снегирев нутром уже чуял, что это неспроста. Не просто так. Запустился какой-то чудовищный механизм. Все это – продолжение его стычки с охранниками.

Чего им от меня надо? – в отчаяньи схватился он за голову. – Чего они ко мне пристали? Ну, чего!? Что я им такого сделал??!!

Заскрежетал ключ. Дверь распахнулась.

– Снегирев!

– Я-я…

– Выходите.

Снегирев неуверенно вышел

– А что такое?

– Проходите!

Снегирев картинно пожал плечами и двинулся вперед по коридору. Точнее, назад, по направлению к своей камере.

– Руки за спину!

Снегирев поспешно сцепил за спиной руки. Он был противен самому себе.

Вот и их камера. Дверь настежь распахнута.

– Заходите!

Снегирев зашел.

– Ваша мыльница?

– Д-да,.. – запинаясь, подтвердил Снегирев, мельком глянув на свою мыльницу, которую старший охранник почему-то теперь держал в руках. Да что в самом деле происходит!!!???

– А это тоже Ваше? – охранник раскрыл мыльницу. Вместо мыла там лежал теперь одноразовый шприц и какой-то белый порошок в целлофановом пакетике.

– Нет! – отшатнулся Снегирев. – Это не мое!

– А чье же? – холодно возразил охранник, со злорадной усмешкой разглядывая Снегирева. – Если в Вашей мыльнице лежало?

– Я не знаю! – в панике закричал Снегирев. – Это не мое!! Это мне подбросили!

– Кто подбросил? – ласково поинтересовался охранник. – Ваши сокамерники? Пишите объяснительную.

– Н-нет!.. Не знаю!.. – смешался Снегирев. Нельзя же просто так обвинять людей! С которыми как-никак два дня вместе в одной камере жил. За одним столом ел. – Но это не моё!! – снова закричал он. – Что я, дурак, что ли, наркотики в мыльнице хранить?! (Что я несу?! – тут же в ужасе подумал он. – Причем здесь, где хранить?)

– А откуда Вы знаете, что это наркотики? – еще ласковее спросил охранник и сладко улыбнулся Снегиреву. – А?

В груди у Снегирева ёкнуло.

А действительно? – сообразил вдруг он. – Откуда я знаю?

Все это напоминало какой-то плохой детектив. Когда умный следователь своими иезуитскими вопросами загоняет глупого преступника в угол, вынуждая в конечном итоге во всем признаться. Что бы Снегирев ни говорил, все каким-то волшебным образом обращалось против него. Каждое его слово становилось лишней уликой. Он словно тонул в какой-то бездонной трясине.

– Так это не Ваше? – повторил охранник, показывая Снегиреву его мыльницу со шприцем и порошком.

– Мыльница моя, а все остальное – нет, – угрюмо пробормотал Снегирев. Им овладела какая-то тупая апатия.

– Пишите объяснительную. Что это не Ваше. И собирайтесь с вещами.

– Как это: с вещами? – не понял Снегирев.

– Ну, вещи все свои личные собирайте.

– И продукты?

– И продукты. Всё! Ничего своё не оставляйте.

Через пару минут завели дедов.

– Представляете!.. – захлебываясь от переполнявших его эмоций, бросился рассказывать им Снегирев. – Шприц какой-то,.. порошок!..

– Героин, наверно, – зевнул один из дедов.

– Как героин? – похолодел Снегирев.

– Ну да, герыч, – равнодушно подтвердил другой дед. – Прокладка мусорская. Обычное дело.

– Так Вы думаете, это они сами подбросили!? Охранники!? – у Снегирева от изумления даже глаза на лоб полезли.

– Конечно, – с сожалением, как на какого-то несмышленного ребенка, посмотрел на него его собеседник.

– Но зачем!!?? – все еще ничего не понимал Снегирев. – Это же незаконно! И откуда у охранников героин?

В камере воцарилось неловкое молчание.

– Кхе-кхе!.. – наконец смущенно покряхтел один из дедов, пряча глаза. – Может, чайку заварить?

– Какого еще чайку!!! – завопил Снегирев. – И что теперь?!

– Могут и раскрутить.

– Что значит: раскрутить?

– Дело возбудить. За наркотики.

Снегирев обессиленно опустился на чью-то шконку. Действительность начинала походить на какой-то дурной сон. Когда хочешь, хочешь проснуться!.. – и не можешь.

Господи, как я вообще здесь оказался!? – со смертной тоской подумал он, обводя глазами камеру. Сплошное железо, все серое, казенное… – Жил себе, жил… Нельзя дразнить судьбу! В тюрьму на экскурсию съездить собрался на недельку!.. Съездил!

– Ах, да! Мне же еще собираться сказали! С вещами! – спохватился он. – А это что значит?

– В другую камеру переводят, – горестно вздохнул ближайший к нему дед, грустно глядя на холодильник. «Прощай, сыр и колбаса!» – явственно читалось в его печальном взоре.

В дверь камеры постучали.

– Снегирев, собрался?

– Да я еще и не начал даже!

– Поторопитесь.


Через полчаса Снегирев, нагруженный бесчисленными пакетами и свертками, пыхтя тащился по бесконечным тюремным лестницам и коридорам. Идущий рядом по скучающим видом охранник даже и не думал ему помочь.

Четвертый этаж… Третий… Ниже,.. ниже… Дно.

Гулкий широкий коридор и запах пота и немытых человеческих тел из-под дверей.

– Заходите!

Снегирев зашел и даже зажмурился от неожиданности. Забитая людьми камера. Жара. Духота. Влажность. Развешанное повсюду мокрое белье. На всех шконках сидят полуголые, густо татуированные зэки. Многие курят. В камере плавают клубы едкого табачного дыма.

Дверь за спиной захлопывается.

Снегирев остается один на один со всей этой уголовной публикой. Со своими свертками и авоськами в руках.

– Ну, чё у тормозов застрял, братан! Проходи к дубку, садись! – здоровенный детина со сгнившими коричневыми передними зубами встал навстречу Снегиреву.

Снегирев неуверенно подошел к столу. Он пребывал в каком-то шоке.

– Чифирнешь? – детина придвинул Снегиреву кружку с какой-то темно-коричневой жидкостью.

– Э-э… – промялил совершенно потерянный Снегирев. Он решительно не знал, как ему себя вести. Отказаться? А вдруг нельзя отказываться?!

– Давай-давай! – ободряюще кивнул ему зек.

Снегирев взял кружку и глотнул. Горечь – чудовищная! Горло сразу свело. Снегирев осторожно поставил кружку обратно на стол.

– Да нет, я вообще-то не пью чифир, – робко произнес он.

Зэк спокойно взял кружку Снигирева и тоже сделал из нее глоток.

– Первоход? – миролюбиво поинтересовался он.

– Что? – не понял Снегирев.

– Первый раз в тюрьме?

– Да! – поспешно сказал Снегирев. – То есть нет! Меня из другой камеры перевели, – пояснил он. – И вообще это какое-то недоразумение!

– Мы здесь все по недоразумению! – весело загоготал детина и сделал еще глоток.

– Да нет!.. Вы не понимаете!.. Я действительно!.. – сбивчиво и торопливо залопотал Снегирев, спеша рассказать свою невероятную историю. – Я!..

– Да!.. плохо твое дело, братуха! – сочувственно покивал Снегиреву зэк, внимательно выслушав его бессвязный рассказ. – Это тебе дело шьют.

– Точно! – подтвердил другой зэк. – У меня кореша так раскрутили по 228-й.

– Что? – переспросил Снегирев. – По какой еще 228-й?

– Ну, 228-я статья. Хранение и распространение наркотиков, – пояснил первый зэк, с интересом глядя на Снегирева как на какое-то диковинное насекомое. Человек не знает таких элементарных вещей!

– Но зачем??!! Почему?! – воскликнул пораженный донельзя Снегирев. – Зачем??!!

– Мусора! – пожал плечами зэк. – Чего ты хочешь!

– Да его, козла, небось жаба задушила, как он в твой холодильник заглянул! – поддержал и второй зэк. – Как это так, зэк такое ест!? Он и сам-то небось этого в жизни никогда не хавал!

– («Я не зэк!» – хотел сказать Снегирев, но промолчал.) И сколько мне грозит? – замирая, поинтересовался он.

– Смотря, сколько герыча было, – зэк опять глотнул своего чифира. – Сколько у тебя изъяли?

– Ну, я не знаю… – замялся Снегирев, припоминая. – Ну,.. пакетик такой…

– Что, целый пакетик? – присвистнул второй зек и переглянулся с первым. – Да-а!.. Паршиво. Червонец как с куста!

– Какой червонец?

– Десять лет.

Снегирев закрыл глаза. Ему захотелось заплакать. Разрыдаться! Если бы не камера, не десятки глядящих на него со всех сторон внимательных и насмешливых глаз, он бы, несомненно, так и сделал.

Этого не может быть! – тупо твердил и твердил он про себя. – Не может! Не может! Не может! Это я сплю. Это бред какой-то!!

– Ладно, братан, иди отдохни, – как сквозь вату донесся до него чей-то голос. Он даже не понял, чей именно. Словно в каком-то тумане он встал из-за стола и, с трудом передвигая ногами, механически прошествовал к указанной ему свободной шконке.

Десять лет! – стучало в висках. – Десять лет!!!


На следующий день Снегирева вызвал опер. «Кум», по-местному.

– Это Ваше?

– Нет.

– А чьё?

– Не знаю.

– Объяснительную написали?

– Да, – Снегирев протянул заранее написанную им накануне в камере объяснительную. Под диктовку многоопытных сокамерников. «Ничего не знаю и не ведаю!»

– Так,.. так… – опер быстро пробежал ее глазами. – Понятно… А что Вы скажете на это? – он придвинул Снегиреву несколько написанных от руки листов.

– Что это? – Снегирев, недоумевая, стал читать.

– Объяснительные Ваших сокамерников, – любезно пояснил опер. – Они пишут, что видели, как Вы прятали в свою мыльницу щприц и героин.

– Этих дедов!? – не поверил Снегирев.

– Ну да, дедов! – жизнерадостно осклабился кум. – Вернее, подследственных Трепинченкова, Аюнова и Караваева, – секундой позже уточнил он. – Ну так?..

– Что «ну так»?.. Что «ну так»?! – Снегирев почувствовал, что у него начинается истерика. – Вы же прекрасно знаете, что все это провокация!! Что мне это подбросили!

– Это всё, что Вы хотите сказать? – спокойно поинтересовался опер, играя карандашом.

– Нет!!! – срываясь, закричал Снегирев. – Я хочу адвоката! Я хочу немедленно видеть представителя этой ёбаной фирмы!! По вине которой я здесь оказался!!! Где эти мудаки!? Где они!!??

– Это мне неизвестно, – пожал плечами опер.

– А кому известно!!?? Кому!!!???

– Тише! – в голосе сидящего напротив человека появился металл. – Успокойтесь и перестаньте орать! – Снегирев сник. – Вот так-то лучше! А теперь спокойно скажите, что Вам надо.

– Мне нужен адвокат, – подавленно пробормотал Снегирев.

– Об этом Вы поговорите со следователем.

– С каким еще следователем? – вздрогнул Снегирев.

– «Ну, как «с каким»? – опер закурил и откинулся в кресле. – Сейчас решается вопрос о возбуждении в отношении Вас уголовного дела. Если он будет решен положительно, к Вам приедет следователь. Вот с ним-то Вы и поговорите тогда насчет адвоката.

– Насколько я знаю, по закону я имею право на адвоката с момента задержания? – Снегирев судорожно пытался припомнить все, что вчера целый день терпеливо втолковывали ему сокамерники.

– А кто Вам сказал, что Вы задержаны? – на лице собеседника отобразилось крайнее удивление.

– А чего ж я здесь тогда сижу? – опешил совершенно пораженный Снегирев.

– По договору с Вашей фирмой, – громко захохотал кум. – Срок договора заканчивается только через семь дней!


Эти семь дней слились для Снегирева в один. Он их вообще не помнил. Чем он занимался, что делал?.. Они тянулись бесконечно и в то же время летели очень быстро. То есть каждый отдельный день пролетал почти незаметно: встал-позавтракал-телевизор-попил чай-пообедал-телевизор-попил чай-поужинал-телевизор-отбой; но вот все в целом продолжалось словно целую вечность. Уже на следующий день Снегиреву стало казаться, что он сидел здесь всегда. Вставал, пил чай и пр. и пр. А воля, свобода, нормальная жизнь – все это было когда-то давным-давно, сто лет назад. Или даже двести. Нет, тысячу!.. Миллион!!

За эти семь дней он уже все понял для себя, уяснил и фактически смирился со своей участью и со своим положением. Сокамерники все ему очень внятно и доходчиво разъяснили.

Сейчас за эти семь дней на него материалы подготовят, а через семь дней обвинение предъявят. Вот и все. Легко и просто. Проще пареной репы. И – вперед и с песнями!

Теперь он думал не о том, чтобы выйти – об этом уже и речи быть не могло! – а только о том, как бы поменьше срок получить. Не десятку, а лет семь-восемь хотя бы. Всё лучше! Он же первый раз, в конце-то концов. Должны же учесть! А там по УДО, по полсроку – глядишь, и через три-четыре года дома! Да еще в тюрьме до суда полгода наверняка просидишь, как минимум. Так что в лагере и сидеть-то почти ничего не останется. Какие-то там два-три года! Хуйня! Было бы о чем говорить!

Он здесь такого за эти дни наслушался и насмотрелся, что эти два года ему вообще теперь представлялись какой-то забавой, детской шалостью. Подарком судьбы. Даже и говорить-то об этом как-то неудобно. Стыдно! Все сразу с завистью на тебя начинают смотреть. Тут люди по 20 лет огребают ни за хуй сплошь и рядом! Без всяких надежд на УДО. А тут – какие-то два года. Тьфу!!

Наконец семь дней истекли.

– Снегирев! С вещами!

– Опять перекидывают! – Паша, тот самый огромный зэк, который в первый день в камере угощал его чифиром, сочувственно подмигнул Снегиреву: «Держись, Иваныч!»

Снегирев собрался быстро. Уходить было даже как-то грустно. Он за эти семь дней перезнакомился со всеми, притерся. Вообще, привык как-то к камере!.. А тут опять все сначала начинать. На новом месте. Но – что ж поделаешь! Тюрьма!..

– Ладно, всё!.. Давай!.. Удачи!.. Удачи!..

Рукопожатия, объятия, похлопывания – и вот он уже опять в коридоре. Дверь с грохотом захлопывается, и за ней навсегда исчезают его новые недавние знакомые. Навсегда! Хотя, впрочем, все может быть. Может, еще и увидимся. Тюрьма!

Куда это меня?.. – Снегирев уже немного ориентировался в тюремных коридорах. – На другой этаж?.. А, в оперчасть! К куму. А вещи как же?

– Здравствуйте, Валентин Иванович! – розовощекий и сияющий представитель фирмы бросился к Снегиреву, обеими руками схватил его руку и начал ее трясти.

Этому клоуну что здесь надо? – неприязненно подумал Снегирев, исподлобья поглядывая на кума. Он даже злости никакой уже к этому дурачку и ко всей его фирме не испытывал. Дети! Чего с них взять? Живут себе на Луне и даже не подозревают, как оно все в реальной жизни бывает. Как наркоту в мыльницы подкидывают. Я и сам совсем недавно был таким. Чего он сюда припёрся? Извиняться? Подотрись иди своими извинениями!

А!.. Хотя, можно попросить, чтобы он с адвокатами хоть помог! Я же сам не знаю никого. Это-то хоть ему можно поручить!?

– Ну что, Валентин Иванович, Вы прекрасно выглядите! – представитель фирмы отступил на несколько шагов, оглядывая неподвижно стоящего Снегирева. – Да, великолепно! Килограмм 15 как минимум! Его не взвешивали?

– Нет.

– А почему? Мы же договаривались! – представитель фирмы недовольно смотрел на кума. – Неужели это так трудно было сделать?

– Ну, не получилось! Извините, – кум виновато развел руками.

– Что значит: не получилось!? За такие деньги!.. – повысил голос представитель. – Ладно, впрочем. Я с вашим начальством поговорю. Ну, как Вы, Валентин Иванович? – снова елейным голосом обратился он к слушающему в полном изумлении весь этот диалог Снегиреву. – Злитесь на нас, наверное?

– За что? – настороженно поинтересовался Снегирев, искоса поглядывая на кума. Это еще что!? Какая-то новая подстава? Чего им еще от меня надо?

Что верить этим мусорам нельзя ни в чем и ждать от них ничего хорошего не приходится – это он за эти семь дней усвоил твердо. Улучшиться ничего не может! Все может только ухудшиться!

– Ну, за весь этот спектакль? – глупо захихикал представитель фирмы. – С мыльницей!

До Снегирева начало доходить. Но он все еще ничему не верил.

– Так это все… был спектакль? – медленно спросил он и посмотрел на кума. Тот улыбнулся и кивнул. – И нет никакого дела?.. Никаких показаний сокамерников?..

– Конечно, нет! – радостно затараторил представитель фирмы. – Это все специально было разыграно. Чтобы Вы действительно почувствовали, что Вы в тюрьме сидите! Волноваться начали. А иначе бы ничего не сработало! Конечно, я понимаю… может быть, это было с нашей стороны не совсем корректно,.. но Вы и нас поймите… не могли же мы Вас предупредить! – тогда бы все всякий смысл потеряло! Зато каких-то 10 дней – и целых 15 килограмм!

Снегирев почувствовал приступ удушья.

– Я убью тебя сейчас, сволочь!.. – задыхаясь, прохрипел он, делая шаг в сторону представителя фирмы. Тот попятился.

– Ну-ну, Снегирев, тише! – негромко сказал кум, и Снегирев сразу же остановился. – Вы же не хотите еще и статью за попытку убийства заработать? Правда ведь? – дружески подмигнул он Снегиреву.

– Нет!.. – пробормотал Снегирев, задрожал и опустил глаза. – Нет… Не хочу…


И спросил у Люцифера Его Сын:
– Сможет ли тот человек вернуться к нормальной жизни?

И ответил Люцифер Своему Сыну:
– Сможет. Но он никогда уже не будет прежним. Человеком.