Сын Люцифера — День 132, Поэт

ПОЭТ.

«К сожалению…»

Муравич бросил редакционный бланк на стол и, тяжело ступая, подошёл к окну. Так плохо ему давно уже не было. Да вообще, наверное, никогда.

Чего это я так? – попробовал было привычно урезонить он сам себя. – Раскис. Ну, отказали!.. Ну, и что? Первый раз, что ль? Всего лишь очередная неудачная попытка. Подумаешь!.. Сколько их уже было и сколько ещё будет! Чего уж я так болезненно реагирую-то?..

Однако на сей раз это безотказно обычно действующее дежурное утешение не помогло.

Вообще-то Муравич был человеком волевым и стойким и невзгодам поддавался слабо. С психикой у него было всё в полном порядке. Но сегодняшняя неудача явилась, по всей видимости, последней каплей. Той самой, которая переполнила наконец чашу его терпения. На сердце навалилась вдруг дикая тоска, душу захлестнуло отчаяние.

Всё зря! Всё зря! – безнадёжно подумал он и бесцельно погладил пальцами холодное оконное стекло. – На что я трачу свою жизнь?! На что?! Все мои ровесники давным-давно уже семьями обзавелись, быт как-то наладили, твёрдо на ногах стоят! А я? В год по стишку? И то, если напечатают где – за счастье! Да чего там «за счастье» – никто и не замечает! Среди всех прочих. В общей массе. Я ведь жизнь свою сжёг, – похолодев, отчётливо понял внезапно он. – Дотла! Единственную, мне от Бога данную!.. Всё! Ничего я уже никогда не добьюсь и никем не стану! Ни семьи у меня скорее всего уже не будет – ничего! И ради чего? Ради чего!? Почему? Как всё так получилось?

Он вспомнил своё детство, юность … Первые стихи. Недоверчивый восторг первых слушателей и слушательниц. Одноклассников и одноклассниц, в основном. Загадочный и манящий ореол таинственности… «Поэт»!.. (Он даже волосы длинные стал тогда носить. Как у Ленского. «Кудри чёрные до плеч». У него, правда, русые были. Светлые слишком.) Успех у девушек. Бешеную зависть приятелей… И он ведь действительно был талант, не какой-то там рифмоплёт дворовый, а настоящий поэт, подлинный, от Бога! И все вокруг это чувствовали. И замирали невольно в благоговейном ужасе и восторге, слушая его, как замираешь от прикосновения к Вечности.

И он это чувствовал. Знал! Всегда знал!! Всегда.

Дальше, дальше!.. Институт… Точнее, это у всех институт, а у него!.. А-а!.. Вспоминать не хочется. Оскорбительно-удивленные вопросы бывших друзей: «Не, понятно – стихи… А работаешь-то ты где? Чем занимаешься?..» Бессильные слёзы матери: «Петенька, тебе уже двадцать восемь лет!.. Все твои друзья!..»

А, чёрт! – Муравич чуть не застонал от нетерпимого стыда, отгоняя воспоминанья. – Д-да!.. И главное, что в итоге? Кто прав-то оказался? Чего я добился в результате? Признания, славы?.. Ну, денег-то – понятно, поэты всегда нищими были, но хоть признания? Хоть какого-то!!..

Ни-хре-на! Несколько коротеньких публикаций в толстых журналах, которые к тому же всё равно никто не читает, – и это всё. Даже отзыва ни одного не было! Ни единого!! Ни читателей, ни почитателей. Никому я на свете не нужен. Умри я завтра – никто и не заметит…

Может, и правда, повеситься? – Муравич с беспросветной тоской окинул взглядом голую, пустую комнату. – Зачем я живу? Впереди – пустота… «Поэт!.. Поэзия!..» Что это вообще такое? Почему я не такой, как все? Все люди как люди, один я… неприкаянный какой-то… За что меня Бог наказал моим талантом? Я словно каторжанин с чугунным ядром. Не выбросить и не избавиться от него никак. Всегда таскать за собой должен. Только у каторжанина хоть срок какой-то есть конкретный, столько-то там лет, а я – вечно! До самой смерти. Почему? За что?!..

А вот!.. – мелькнула вдруг у него в голове предательская мыслишка. – А если бы можно было?.. Избавиться?.. Выбросить наконец свое чугунное ядро! Лишиться своего таланта? Стать как все!.. Согласился бы я?

Муравич представил себе свою новую жизнь. «Как у всех».

Дом, жена, дети!.. – мечтательно улыбаясь, принялся перечислять он. – Работа… Работа… – он запнулся. – Ну, работа! Дальше-то что?.. Дом, жена, дети, работа… Дальше?

Муравич замер.

«Обычная» жизнь предстала вдруг перед ним во всей своей отвратительной, бесстыдной наготе. Во всем своём вопиющем, неизречённом убожестве. Пустота. Nihil. Ничто!

Господи! – содрогаясь, подумал он. – А я ещё на свою жизнь жалуюсь!.. Как другие люди-то живут? Зачем? Для чего?.. Ну, съел он свой борщ, ребёнка по головке погладил, жену обнял – а дальше-то что? Чем они вообще занимаются? У меня-то хоть отдушина какая-никакая есть, я счастлив, когда стихи пишу, творю! – пусть даже меня и не печатает никто – неважно, я-то знаю, что это настоящее! Знаю! И мне этого достаточно.

Да, конечно, депрессия, неудовлетворённость, не без этого – но это всё преходяще. Это нормально. У меня есть зато хоть что-то своё в жизни, личное, индивидуальное; то, чего у меня никому никогда не отнять – мои стихи! Я парю, блаженствую! когда ко мне приходит вдохновенье! Когда я их пишу!..

«Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснётся,
Душа поэта встрепенётся,
Как пробудившийся орёл».

А у них?.. У них же ничего нет! Просто биологический механизм для воспроизведения потомства. Я, помнится, где-то то ли читал, то ли слышал, что с точки зрения эволюции после рождения потомства и его воспитания родители, по сути, уже не нужны. Балласт! «Курица – это промежуточная стадия в цикле размножения яиц». Да! Так оно и есть по большому счёту «Доживающие свой век!» Живые мертвецы. Ходят, смеются, разговаривают – но фактически все они уже мертвы. Свою биологическую функцию они выполнили – потомство воспроизвели – всё! Больше они не нужны. Перегной. Гумус. Питательная среда, в которой резвятся мириады новых, молодых существ. Готовящихся, в свою очередь, воспроизвести своё собственное потомство и тоже тут же стать ненужными. Бесследно кануть во всепоглощающую бездну времени. Разделить безропотно участь, судьбу своих родителей.

Я – единственный живой. Единственный, кто способен бороться с такой судьбой! С роком. Мои стихи не исчезнут! О, нет! «Нет, весь я не умру!» «Рукописи не горят!» Слова не исчезают. Если только это настоящие слова. Нет! Как только они произнесены, написаны – всё! Они – достояние Вселенной! Достояние Вечности.

А земное, временное… Хронос… Деньги, материальные блага… Да гибель даже! Да плевать на всё это!! Плевать на рок!

Он схватил ручку и быстро, торопясь, записал:

Плевать на рок!
Любовь и ревность и страстей накал –
Всё это только материал
Для стихотворных строк.

Всё переплавится в искусство:
Нежность, безнадёжности тоска и боль и ярость,
И души усталость –
Любое чувство!

И вновь волшебные слова
Рождаются на сердце – словно ниоткуда!
И боль уходит, и кружится сладко голова,
И – веришь в чудо!

Отложил ручку и перечитал написанное. Потом ещё раз. И ещё. Он был совершенно счастлив.