Сын Люцифера — День 64, Суд

СУД.

Тарских расстегнул ворот рубахи. Его душило бешенство. Впрочем, бешенство не было единственным чувством, которое он сейчас испытывал. Бешенство, злость, обида, тоска, жалость к самому себе, острое ощущение несправедливости происходящего – да много чего ещё! Целый букет чувств. Всё то, что обычно испытывает человек, от которого только что ушла жена.

Причем ушла совершенно неожиданно. Ещё вчера всё вроде было нормально, как всегда, а сегодня вдруг: «Извини, Костя! Я больше так не могу. Я много думала … (“Шурик!“ – не преминул тут же язвительно прокомментировать про себя Тарских. – “Бессонными ночами”!

Ему сразу же припомнилась соответствующая сцена из известного гайдаевского фильма “Иван Васильевич меняет профессию”, кажется. Где жена главного героя тоже уходила от него аналогичным образом и с аналогичными репликами – к режиссёру Якину.)

… и поняла, что нам надо расстаться. Не думай, что мне было легко на такое решиться, но … Я тебя не люблю! Мне ничего твоего не надо, ни денег, ничего, я просто ухожу. Прощай!»

Ну, и прочая бабская чушь!

Ах, как благородно! «Мне ничего не надо!» А кто все шубы, платья и драгоценности заблаговременно вывез, оказывается, буквально накануне? То бишь, вчера.

«А это мои личные вещи! Надо же мне в чем-то ходить!? Вот уж не ожидала от тебя такой мелочности! Может, ты мои трусы и лифчики заодно пересчитаешь?» – «Причём здесь трусы!!??»

В общем, разговор очень быстро перерос в чудовищную склоку. Сейчас Тарских горько жалел, что дал себя в неё втянуть. В результате жена удалилась с гордо поднятой головой и с чувством чуть ли не морального превосходства. Что это, дескать, за мужчина, который в женском белье копается?

Причём здесь бельё!!? Ссука! «Мне ничего не надо»! А что у тебя вообще есть? Да ты сама гроша ломаного не стоишь! Я когда на тебе два года назад женился, ты из своего Засранска только что приехала, так ты угол в коммуналке снимала, и за тот тебе платить нечем было! Одними чебуреками питалась! Да и то через день. Сама потом рассказывала.

А теперь видишь!.. Меха и драгоценности!.. «А это мои личные вещи! Надо же мне в чём-то ходить!» Я же только в мехах могу! И в драгоценностях!.. Ну, поезжай назад в коммуналку и питайся чебуреками. Или в свой Засранск катись с засранцами трахаться! – Тарских почувствовал, что эмоции его буквально захлёстывают. –

Когда тебе жрать было нечего, и я на тебе женился, ты чего-то про любовь не вспоминала! Точнее, наоборот! Только и делала, что вспоминала. Клялась мне в вечной любви постоянно и ноги мне от счастья целовать была готова. Не говоря уже обо всём остальном! Если бы не я, ты бы на панель пошла через неделю!! По рукам! (А может, и пошла уже, – сообразил неожиданно Тарских. – Хуй тебя знает! На что-то ты ведь чебуреки-то покупала? «Через день»?) Я бы мог тебя просто на содержание взять, баксов за пятьсот в месяц и ты бы от радости рыдала, а я, дурак, женился на тебе, на дряни! – Тарских подошёл к бару, налил себе рюмку коньяка и выпил. – А ты за два года оперилась, осмотрелась, связями пообросла, потусовалась – и ручкой мне сделала.

Я, мол, и получше кого-нибудь теперь найду! Помоложе. Знакомств полно… Шубы-брюлики… Бабки тоже на первое время есть… Не пропаду! Чего мне за старым и нелюбимым мужем сидеть и молодость свою губить? Деньги деньгами, но и пожить надо! В своё удовольствие.

И ведь считает ещё, наверное, что это очень честно. Не стала даже любовников заводить, а просто ушла. «Ни денег мне твоих не надо, ничего!..» Естественно, «не надо», знаешь ведь прекрасно, что и деньги, и «всё» не на меня оформлены. Так что ничего тут тебе не обломится. Не прокатит фишка! Ни через суд, никак. Увы! А то бы!.. «Не надо!..», как же!..

Ну, сказала бы ты мне, дрянь, два года назад, что ты так поступить собираешься! Что же ты тогда молчала и в любовь играла? Так бы прямо и сказала: « Я годика два с тобой прокантуюсь, а потом уйду. Ты для меня просто трамплин». Вот это было бы честно! Сейчас бы ты с этой своей честностью как раз на Тверской и обреталась. Или в борделе каком-нибудь дешёвом клиентов обслуживала. Поточным методом. Вон, все газеты объявлениями пестрят: «Красавицы! Круглосуточно! Недорого!» Ну, или «дорого». «Недорого» – это сто долларов за ночь, а «дорого» – двести! Вот и вся твоя цена. Да какие там двести! – Тарских махнул рукой, налил себе ещё коньяку и опять выпил не закусывая. – Там же ещё впереди целый паровоз. Хозяин,.. сутенёры-мамки,.. шофёры,.. охранники… Аренда-реклама и прочее. Полтинник на руки от силы. А то и меньше. Тыща рублей в зубы. Пшла!!

«Меха-бриллианты»!.. «Надо же мне в чём-то ходить!» Ага!.. Ты дэвушка, туда нэ ходи, ты сюда ходи! – он уже немного опьянел и слегка заговаривался. Мысли путались. Боль несколько отпустила. –

Напьюсь сегодня! – решил Тарских. – Это, пожалуй, самое разумное будет в данной ситуации. И не хочется, а надо. Стресс снять. А то, как бы не крякнуть тут на нервной почве. Из-за этой стервы. Она-то только рада будет. Никаких проблем!

Сознание, что это горькая правда, было невыносимо. Он всё ещё так и не мог до конца поверить в такое чудовищное вероломство. Что она вот так вот просто взяла и ушла. Что все эти два года она просто комедию перед ним ломала. Что все эти её нежные слова, признания – всё это сплошной блеф, шоу и лицедейство. Просто ради денег. Да не может же такого быть!! Это человек?! Ну, не может человек себя так вести! Не может!! Даже женщина.

Тарских выпил ещё одну рюмку, не чувствуя вкуса.

Нет, так дело не пойдёт! – сообразил он. – Так я тут всю ночь сидеть буду.

Он, пошатываясь, встал и достал из буфета стакан.

Во! – удовлетворенно подумал он, наливая стакан до краёв. – «Вздрочь»! – вспомнился вдруг ему Даль. До краёв – это «вздрочь». – Да. Вздрочь, – с удовольствием повторил он понравившееся ему словечко, разглядывая стакан на свет. – Ну, будем! Вздрогнем. Вздрочим.

Тарских открыл глаза и с удивлением посмотрел на пустой стакан и пустую бутылку прямо перед собой. Перед носом.

Черт! На столе на кухне заснул, – понял он, приподнимая голову. – Сколько сейчас время?

Часы показывали без одной минуты двенадцать.

Да не может быть! – не поверил Тарских. – Я что, всего два часа спал? – он чувствовал себя абсолютно трезвым. Ни головной боли, ничего. Напротив, мысли были как никогда ясными и чёткими. – Ладно, в любом случае лучше сейчас спать лечь, – решил он. – Завтра всё тут уберу.

Он погасил свет в кухне и пошёл в спальню. Дверь в спальню была почему-то закрыта. Тарских, мимолётно, удивившись этой маленькой странности, повернул ручку. Не открывается! Дверь была заперта! Тарских, ничего не понимая, подёргал ручку посильнее, и в этот момент часы пробили полночь.

Дверь вдруг сама собой распахнулась. Тарских, замирая отчего-то, медленно вошёл. И обомлел! Это была не его спальня!

Огромное, необъятных размеров помещение предстало перед его изумлённым взором. Какие-то колонны, ступени, арки… Помещение было сильно затемнено, и всё это лишь смутно угадывалось.

И два столба света. В одном стоял сейчас он сам. В другом – какая-то женщина. Лица её не было видно.

– Итак, говорите! – прогремел откуда-то сверху чей-то властный голос.

Женщина подняла голову. Тарских протёр глаза. Это была его жена!

– Говорите! – повторил голос.

Женщина шагнула вперёд. Глаза её сверкнули.

– Я прожила с этим человеком целых два года! – страстно заговорила она, указывая рукой на замершего в ошеломлении Тарского. – Я отдала ему свою молодость! Лучшие годы своей жизни! Свою красоту. Обманула ли я его хоть раз за эти два года, изменила? Нет! Я всегда была рядом с ним, всегда его поддерживала, как и положено верной, порядочной жене. Всё, чего он добился за это время – во многом благодаря мне. Моей поддержки, моей любви. Благодаря тому, что он чувствовал всегда за спиной крепкий, надёжный тыл. Что у него был дом, семья, налаженный быт.

А сейчас я его разлюбила и хочу уйти. Вот и всё! – жена Тарского отступила назад, бессильно уронила руку и медленно наклонила голову.

– Говорите! – снова услышал Тарских и понял, что на сей раз этот таинственный некто обращается именно к нему.

– Слушай, ты, дрянь! – задушенным от ярости голосом заговорил он, с ненавистью глядя на свою замершую в красивой позе жёнушку. – Чего ты ломаешься и цирк тут устраиваешь? Можешь ты нормальным человеческим голосом разговаривать? Чем ты хвастаешься, дура? Что ты мне не изменяла ни разу? Так ты и не должна была мне изменять, ты же жена мне! Ты что, этого не понимаешь даже!?

Чего я, там, «благодаря тебе добился»? Какая, там, «поддержка»? Какой, там, «тыл»?! Где ты, там, «рядом всегда была»!? Ты постоянно по ночным клубам да презентациям всяким тусовалась, я тебя и не видел почти! Ладно уж, думаю, пусть девочка погуляет, дело молодое.

Быт у нас, видите ли, «налаженный»! Ну, налаженный, есть у нас домработница и повар, следят за порядком, еду готовят. Но ты-то здесь причём!? Ты хоть раз за это время пол хоть подмела? Чашку за собой вымыла? Такая принцесса вдруг стала, куда там!.. Откуда что взялось! «Не могу же я!.. твоя жена!..» А я, дурак, слушал да посмеивался. Потакал всему этому. Пусть потешится, дескать, позабавится!.. Молодо-зелено!

Красоту она мне свою отдала! Да я таких «красавиц» мог целый табун найти! Вагон и маленькую тележку. При моих-то бабках. Получше, чем ты. Любых мисс, со всеми титулами и регалиями. Если мне так красота нужна была. А ты-то, кто ты есть? Обычная Фрося. Прасковья из Подмосковья. Ты даже в своем Засранске ничего занять не смогла!

– Чего ж не нашёл? – с перекошенным от злобы лицом прошипела женщина. От всех её красивых и эффектных поз уже ничего не осталось, и сейчас она больше всего напоминала разъяренную тигрицу.

– Потому что тебе поверил!! – закричал Тарских. – В любовь твою! Да и пожалел к тому же. Ты же с голоду подыхала!! В благородство решил сыграть. Думаю, хоть благодарна зато будет. Вот и доигрался. Ты, наверное, и слова-то такого не знаешь. «Благодарность».

– Это ложь!! – завизжала взбешенная донельзя женщина. – У меня была масса вариантов!! Ещё получше, чем ты! Это ты мне благодарен всю жизнь быть должен! Что я за тебя вообще пошла!! С моей молодостью, умом и красотой!

– Итак, – перекрывая всё, опять зазвучал голос. – Мнения сторон таковы.

Женщина утверждает, что во всем, чего добился муж, есть и её заслуга, и очень существенная. И добился бы он чего-нибудь без неё – неизвестно. Скорее всего, нет. И замуж она за него вышла из милости, у неё была масса других вариантов, ничем не хуже.

Так?

– Да! – согласно кивнула головой жена Тарского. Она уже полностью овладела собой и на лице её застыла маска смирения и покорности судьбе. Готовности принять любой её удар. Пусть даже, как всегда, и несправедливый.

(Ну и змея! – с каким-то, даже болезненным удивлением покачал головой Тарских. – Змеища! И с этой женщиной я жил! Ей я верил! Господи, где только были мои глаза?!)

– Мужчина же, – продолжал между тем голос, – полагает, что никакой особой заслуги его жены в том, чего он добился, нет. Была бы на её месте любая другая или даже вообще бы никого не было – было бы всё то же самое… Кроме того, на момент их женитьбы никаких других вариантов у его жены не имелось, и он её буквально спас тогда и вытащил из грязи. Во-первых, потому что поверил в её любовь, а во-вторых, в расчете на её естественную благодарность.

Так?

– Да, – хрипло выдохнул Тарских и затаил дыхание. Во рту у него мгновенно пересохло. Ему показалось отчего-то, что сейчас произойдёт нечто очень важное. Он кинул быстрый взгляд на жену и по её напряженному лицу понял, что и она испытывает примерно то же самое. Примерно те же самые чувства.

– Ну, что ж, – в голосе их невидимого судьи неожиданно послышались явно насмешливые нотки. – При таком поразительном единодушии сторон принять справедливое решение, устраивающее их обоих, будет совсем нетрудно.

Тарских ещё успел заметить огромное удивление, промелькнувшее на лице его драгоценной супруги, как свет вокруг него вдруг погас; и он почувствовал, что проваливается, проваливается, летит куда-то в пустоту, в пропасть, в бездну…

– А-а-а-а-а!… – в смертельном ужасе закричал Тарских, вздрогнул и открыл глаза.

Первое, что он увидел, был пустой стакан. Немного поодаль стояла пустая бутылка из-под коньяка. Тарских в недоумении выпрямился и опять обнаружил себя сидящим за столом на кухне, где он, судя по всему, накануне и заснул.

Что за чертовщина!? – ошеломленно подумал он, дико озираясь.– Я же уже просыпался! Или это мне приснилось, что я проснулся!? А на самом деле я так и спал всё это время на столе, и это всё во сне было? – он машинально посмотрел на часы. Начало первого.

Что за черт! Ничего не понимаю! Так это всё сон был? – Тарских постепенно приходил в себя. – Да-а… Ну, и ну!.. – ему вдруг стало так невыразимо тоскливо, что захотелось заплакать. Сердце будто сдавило внезапно какими-то железными клещами – Сон, значит… Э-хе-хе… Вот тебе и… Высшая справедливость, блин. Страшный суд! – он встал, сгорбился и, по-стариковски шаркая тапочками, медленно побрёл в спальню.

На секунду ему показалось было, что дверь спальни опять закрыта, как и во сне, и он застыл испуганно на мгновение. Но нет! Это был всего лишь обычный обман зрения. Просто померещилось.

Тарских вздохнул и уже двинулся было дальше, но что-то вдруг привлекло его внимание. Кошка! На кресле спала сиамская кошка! Это была его старая Машка, которая жила у него до этого сто лет, и которую он вынужден был отдать два года назад, когда женился. Его молодая супруга животных не любила. «Маш-Маш!» – автоматически тихо позвал Тарских, и кошка подняла голову и посмотрела на него мудрым и всепонимающим взглядом.

Что такое? – растерянно подумал Тарских. – Откуда она взялась?

Он медленно обвёл глазами комнату. Всё в ней было какое-то другое. Мебель как-то не так стояла,.. вещи… А это что?! Откуда она здесь? Тарских мог поклясться, что вчера ничего здесь не было!

Он машинально взял лежащую на журнальном столике газету и неуверенно повертел её в руках.

«Хроника олимпиады!» – бросился ему в глаза крупный заголовок на первой полосе.

Что за черт! Какой ещё «олимпиады»!?

Тарских почувствовал, что комната вокруг него начинает медленно вращаться. Он увидел дату вверху газеты. Дата была двухлетней давности!

Он снова, но уже по-новому теперь, взглянул на комнату. Он понял вдруг, что его удивило.

Да! Всё в ней опять стояло по-старому, так, как ему всегда нравилось. До всех этих перестановок, затеянных потом его женой. Всё было опять на месте. Даже кошка!

Он подошёл и тихонечко погладил её. Зверь довольно заурчал. У Тарских даже слёзы на глаза навернулись. «Прости меня, Машка! – ласково сказал он. – Лучше бы я эту суку тогда кому-нибудь отдал».

Он догадался уже, что это он опять спит. Это у него сон такой, сложный и многослойный. Что ему снится, что он всё время просыпается. А на самом деле он всё спит, спит и спит. И сколько ещё проспит – неизвестно. Бутылка коньяка – это всё-таки, что ни говори, прилично. Да ещё и без закуски к тому же.

Он с грустью огляделся, словно прощаясь навсегда со своим прошлым, стараясь запомнить, удержать всё в памяти! Ещё раз потрепал слегка по голове кошку и прошёл в спальню. На кровати кто-то спал. Это опять была его жена!

Вернее, пока ещё только невеста. Робкая, юная, нежная и горячо и пылко его любящая. Со всей необузданной страстью, на которую только способна молодая девушка, питающаяся до этого несколько месяцев одними только чебуреками. И у которой вдруг забрезжила теперь надежда начать наконец-то кушать нормально и по-человечески!

Тарских смотрел на неё и вспоминал, горько усмехаясь, всё их ближайшее будущее. Эти их следующие два года. Вплоть до вчерашнего дня. «Извини, Костя!.. Я много думала!..»

Н-да… Всё-таки все эти провинциальные завоеватели и завоевательницы вселенной… Приезжающие из своих урюпинсков с тремя рублями в кармане покорять столицу. Все эти наши доморощенные ломоносовы и есенины… – он вздохнул и сделал несколько шагов вперёд. –

Есть уже что-то в их психологии изначально глубоко порочное, ущербное и безнравственное. Изначальная готовность просто подороже продаться. Готовность идти по судьбам, по головам, переступить через всех и всё! Ради достижения собственных целей, – он опять вздохнул и остановился. –

Особенно это касается женщин. Девушек. Им некуда отступать и нечего уже терять. Всё давно потеряно по дороге. «Пробиться!!! Добраться, дотянуться до заветного куска, а там уже вгрызться, вцепиться зубами, ногтями, руками и ногами и удержать его любой ценой! Любой!!» – вот жизненное кредо любой предприимчивой провинциальной барышни. И если для этого потребуется бросить, предать – она сделает это, не задумываясь. Слишком уж тяжело всё ей досталось, слишком уж дорого пришлось заплатить. Чтобы вот так вот просто теперь расстаться. Ради каких-то там моралей. Нет!

А Вы сами в нашем Урюпинске жили? Вот поезжайте и поживите. Я лично туда возвращаться не собираюсь.

На что она, собственно, рассчитывает, такая вот девица, отправляясь в столицу? Денег у неё нет, жить ей не на что. И, тем не менее, как-то жить она ведь собирается! Как? Единственный её реальный капитал – это она сама. Её тело, её молодость, её красота. Вот и всё! Вот и весь её нехитрый секрет, – Тарских смотрел и смотрел на мирно спящую на его кровати девушку. –

Маленькая хищница. Родившийся на урюпинской помойке крысёнок, мечтающий вырасти в льва. В светскую львицу. К сожалению, в урюпинсках не водится львов. И уж тем более львиц. Одни только крысы.

Тарских ущипнул себя за руку. Боль была резкой.

А что, если это всё-таки не сон?! – пришло вдруг ему в голову. – А вдруг!!??

Он помедлил немного в нерешительности, потом осторожно присел на край кровати и стал ждать. Пока кто-нибудь из них двоих ни проснётся. Либо он, либо она. Либо она, либо он.

Господи! Дьявол! Бог, черт, кто угодно!! – принялся страстно молиться он про себя. – Если есть кто-то Высший, сделай так, чтобы это был не сон!! Ну, пожалуйста, сделай! Ну, пожалуйста!..

Спящая зашевелилась. Тарских замер. Женщина открыла глаза.

А ведь, если это не сон, и тот высший суд действительно был, так ведь и она, наверное, тоже из будущего? И тоже должна всё помнить! – неожиданно сообразил Тарских, с острым, болезненным любопытством вглядываясь в лицо своей бывшей-будущей супруги.

– Это… ты?.. – неуверенно пробормотала та, как-то растерянно оглядываясь.

– Слушай! – вместо ответа доверительно улыбнулся ей Тарских и слегка подмигнул. – Я, кажется, понял наконец, почему некоторые дамочки так не ладят с кошками.

– И почему же? – медленно поинтересовалась лежащая на кровати женщина, тоже изо всех сил пытаясь улыбнуться. Лицо её стремительно бледнело!

– Потому что кошки не любят ни крыс, ни сук, – пояснил Тарских и расхохотался. – Они их сразу чуют. Одевайся!.. – сквозь смех приказал он и махнул рукой. – Одевайся! – небрежно повторил он, продолжая смеяться. – Одевайся!!